Я больше не вижу свет, тёплый свет солнца, нежный лунный лик, жужжащий взгляд фонарей, огоньки колыхающихся мотыльков. Все, что я любил, теперь стало фантомом, смутным нечётким контуром образов в моей зудящей памяти, стало болью, соразмерной с прежними чувствами привязанности и наслаждения, болью, от вечной безвозвратной потери, от осознания того, что ты никогда больше не испытаешь подобного, и не коснешься больше того, чего когда-то имел возможность коснуться, и все что тебя ждёт – холод, земля, забытье.
Безмолвно, лишь собственным примером, камни учат меня терпению, способам отвлекаться, не думать о моем положении. Незыблемые, вечные, без слабостей, чувств и изъянов. Что им известно о страданиях? По праву рождения, они невосприимчивы ни к каким бедам, ничто не может навредить им, уничтожить их, забрать их силы. Как они могут упрекать меня в чем-то собственным стоицизмом, если ни разу не были в моём мире, в мире разъедающих пыток, жизни, гнили и разложения?
Однажды, очнувшись от истерического припадка наливающейся агонии, из-за очередной отсыревшей и отмирающей части моего тела, я обнаружил, что хриплое дыхание рядом пропало, не было слышно ничего, абсолютная тишина, невыносимо тяжёлая, неестественно опустошенная, более мертвая чем была прежде, до того как хрупкое нечто оказалось рядом со мной. Понимание постепенно просачивалось в мою голову сквозь щели стен отрицания. То, что застряло там, в костлявых, угловатых капканах льда, так и не смогло выдавить из себя последний крик, подчёркивающий и ограничивающий существование, как акт воли к жизни, как символ борьбы с фатумом, оказавшейся напрасной. Так я потерял своего единственного, своего последнего друга.
Во время Падения, я клялся не забывать свою ветку, но сейчас уже смутно помню это обещание, во мне растет злоба на неё, за то, что она отпустила, бросила меня мёрзнуть здесь, под чёрным тяжёлым одеялом зимы, на горьких грязных губах земной тверди, умирать, прочувствовать процесс умирания, пройти через деструктивный, разрушающий опыт, не представляющий собой никакой ценности, пережить нечто кошмарное, чтобы перестать воспринимать что-либо. Смерть представляется мне чем-то непознаваемым, есть какое-то противоречие в том, что живой, вроде существующий, зачем-то появившийся же организм, обязан умереть, исчезнуть. Конечность жизни ставит для меня вопрос о целесообразности этой жизни в целом, поскольку если смерть является концом, то вне нашего предназначения, всю свою жизнь мы проводим в подсознательном бесконтрольном страхе перед смертью, в попытках успеть родиться, распуститься, расцвести, пустить веточки, набраться знаний, насмотреться событий.
