Из этого логично следует, что определенные запросы смысла уникальны для ситуации и личности, что каждая незавершенная данность такова не только в отношении своего исполнения, но и в отношении индивидуального исполнителя. Покажем на примере: для врача больной человек – это призыв и задача для профессиональной диагностики и лечения, а для человека без медицинского образования это задача помочь, сделать жизнь больного легче и по возможности его утешить. Одна и та же незавершенная данность касается двух разных людей и ставит перед ними совершенно разные вопросы; так же индивидуальна и дружба с жизнью. Ведь незавершенность данности касается людей, которые воспринимают ее по-своему и распознают то, что должно произойти благодаря их участию в качестве своей задачи и призыва к себе. Это показывает нам, что ничто не является одинаковым, потому что нет одинаковых ситуаций; и никакую личность нельзя заменить. Важен каждый, важен вклад каждого.
Но нам следует оставаться реалистами. Можно стоять перед богатством осмысленных задач и не знать, что это богатство; или можно знать о таком богатстве, но не доверять себе и ему. Другими словами, можно считать себя беднее, чем ты есть. И в самом деле: то, что такие возможности смысла действительно существуют, не означает, что их видят; а то, что их видят, еще не обязательно означает, что их используют. Именно здесь раскрывается дилемма равнодушия; здесь мы можем или должны разобраться в ее истоках.
Вероятно, человек, погрузившийся в отчаяние, видит эти возможности так же хорошо, как тот, кто открыт для них. Он видит их, следовательно, он заметил ценности, но он проходит мимо, и это, в сущности, образует пустоту его существования и чувство, что он упускает жизнь. Он выходит из игры жизни, и мир человека и он сам вместе с ним обедняются. И опять же, мир обедняется не потому, что не было конкретных ценностей и конкретных возможностей смысла; он обедняется потому, что человек не дает им места в своем мире. Реализация этих возможностей зависит от него, но он проходит мимо. Одно это уже печально. Дальнейшие трагические изменения происходят, если такая позиция становится хронической: мир в качестве экзистенциального пристанища становится чужим для человека.
Данная связь на первый взгляд может и не быть очевидной, но она открывается, когда мы вспоминаем, насколько каждый человек обязан факту, что другие приняли его, когда он был абсолютно зависим от них, и признали в нем задачу смысла. Фактически в тот день, когда другие согласились на его выживание, становление и существование, этот мир стал также его миром, стал его родным домом.
