Все оттенки чёрно-белого | страница 19
– Эх, хорошо! – Подумал сладко Николай Порфирьевич. – Нет, молодцы, всё-таки, ребята. Покладистые эти азиатки. Наша бы начала рожу корчить, мол, на это не договаривались, лишние полчаса – деньги вперёд и тэдэ и тэпэ. Потом ещё с ними разговор какой-никакой поддерживай. А нахрена они мне со своими разговорами? А тут – языковой барьер преодолел и, как говорится, вперёд с песнями.
Он довольно усмехнулся своим мыслям, слегка подобрав в сладострастной истоме свой распухший от обжорства живот. Он чувствовал, как член его начинает расправляться потихоньку, повинуясь умелым ласкам девушки.
– Вот какой я молодец. Могу же. – Промурлыкал вслух Николай Порфирьевич. – Вобунмэ эта тоже – настоящая кудесница.
Внезапно мысли его приняли совершенно другой оборот.
– Нет, ну приснится же всякая дрянь. – Думал Полежаев. – Михаил Юрьевич этот, бабы какие-то, «Олежка». Так ещё и сон-то такой изощрённый, обороты речи такие цветастые, непростые: «Не дай боже в России чем-то серьёзным заболеть».
Что там ещё? А-а, вот: «Кругами дантова ада, заботливо обустроенного на земле одними людьми для других».
Офигеть! Из каких глубин подсознания вынырнули такие мудрёные сентенции? Совесть, что ли, наседает?
Николай Порфирьевич захохотал густым смехом в такт своим мыслям. Китаянка приостановила свою работу и тревожно выглянула из-за груды его живота. Сотрясаясь от одолевавшего смеха, Полежаев открыл глаза и, отмахиваясь от внимательных глаз китаянки, пролепетал:
– Нехай, нехай, шидэ-шидэ. Давай, родимая.
Девушка послушно продолжила свой, оплачиваемый в евро, труд, а Николай Порфирьевич вытер руками невольно брызнувшие из уголков глаз слёзы радости и продолжил предаваться внутреннему обсуждению видения, посетившего его сегодняшней ночью.
– А эти ещё, как их там? – «Пятьдесят оттенков серого», которые Василий Илларионович из сна упомянул? Это-то откуда взялось?
Он вспомнил, что у жены на тумбочке лежала в последнее время книжица с таким наименованием. Приблизительно зная содержание сего опуса – с мужиками в министерстве обсуждали, читал кто-то, – он отмечал про себя, каждый раз видя книгу:
– Ну надо же! Бабе за шестьдесят уже, а всё туда же!
Новый взрыв хохота сотряс грузное тело Николая Порфирьевича. Китаянка вновь появившись из-за бледного холма обширного живота Полежаева и, видимо, предполагая всерьёз, что смеются над её кропотливой работой, недовольно сверкнула черными своими очами и, цыкая, покачала головой.