Он смотрел за луной и пытался вспомнить какую-то удивительно лиричную песню, которую исполнял человек из невероятно далёких краёв. Певец грустил, тосковал по ещё более далёким краям. Далёким для себя, а не для Николая. Получается, что эти края были вдвойне далеки для Николая. И нахлынувшая на него меланхолия от осознания этого также удваивалась. Или так казалось самому Николаю.
Одно известно точно: трудно поверить, но ведь именно сейчас эта далёкая хандра одного певца заставляла Николая, человека делового и строгого, по уши обмякнуть.
Он смотрел за луной и понимал, что никогда бы не смог и представить, как сильно может согреть человека спутник земли. Конечно, сильнее сердце, нежели конечности, но Николай был этим полностью удовлетворён.
Нахлынувшее чувственное состояние Николая было резко прервано криком. На этот раз самой женщины:
– Закройте крышку, ребёнок простудится!
Николай только-только очухался, как луна исчезла, и сопровождающие её звезды, и приятный холодок вслед. Темнота. Ребёнок кричит. Его крик, как сотня маленьких зубчиков, прорезал душу Николая Павловича. Николай молчал. Не двигался. Надеялся, что вот-вот это всё пропадёт также, как и луна со звёздами. Пытался не думать. Но всё же сорвался.
Где же находиться душа? Если она так страдает от крика, значит где-то существует. Николай Павлович не верил во всякие бредни про сердце, а значит душа, если где-то и была, по его мнению, то только в голове.
И всё же луна. Неужели он едет так долго? По ощущениям не больше часа. Но на улице никак не может быть ночи.
В этот момент он вспомнил про очки. Вспомнил, что вовсе не потерял их утром, найдя на кухне, около тостера. Вспомнил, что приложил их к валидатору, вместо «тройки». Вспомнил и растерялся.
Глаза его забегали по тёмному пространству. Участилось биение сердца. Как-то неловко. Он едет не оплатив проезд! Николай Павлович вновь стал ворочаться. Удобно вывернул руку и забарабанил по крышке, выкрикивая: «Я не оплатил проезд!».
И получил ответ. Сверху раздался донельзя низкий, увесистый бас, будто раскатившийся по небесам гром:
– После. Мы в пробке.
«Да что за чёрт!» – Николай Павлович все больше ощущал тесноту отнюдь не телесную, а внутреннюю, душеную все обстоятельства сжимали его. Опоздание, отсутствие связи с родными, неоплаченный проезд, да ещё в том самом тостере, у которого он оставлял очки, остался лежать хлеб, ужасно, ужасно!
Он мог бы страдать и рефлексировать часами, но подобную перспективу прервала неожиданно заговорившая женщина:
