–Добрый день. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Ну что ты милок это я тебе могу помочь. – Лицо её расплылось в улыбке, но глаза оставались холодными и колючими.
– Чем же?
– Ты всё думаешь, маешься. Я вот знаю что с тобой не так. Подсказать могу.
– Бабушка, мои мысли – это мое дело. Я вашего мнения не спрашивал и помощи не просил.
– А ты милок еще и ерепенистый какой. Я то могу советов не давать, так тебе кроме меня никто и не скажет дельного. Ты бы лучше гордость свою отпустил, пусть себе отдохнет, а я бы сказала слова нужные.
– Я вас не совсем понял.
– А что тут понимать то? Слов много, нужных мало. Я знаю что сказать и когда, а ты нет.
– И потом вы уйдёте?
Бабка улыбнулась и обнажила черные зубы. На фоне бледной кожи и розовых губ, эти зубы казались черным провалом, зияющей пещерой, таящей в себе нечто страшное. Господин О отшатнулся, в его груди образовалась пустота, словно часть его души оказалась между этими зубами.
– Что милок, боишься меня? А ты не бойся. Бояться нужно совсем других вещей.
Бабка сомкнула губы и ощущение пустоты исчезло.
– Слушай меня. Давным давно душа твоя раскололась. И кусочки разбросало повсюду. А вместе с ними и память. Ты думаешь, что не хватает чего-то? Так это тебя тебе и не хватает. Пока ты себя из осколков не соберёшь – ничего не вспомнишь. Такие мои слова.
Бабка помолчала.
– Пойду я. А ты милок в следующий раз приходи ко мне. Я в саду "Спящих собак" тебе ждать буду. А теперь тебе просыпаться пора. Сейчас тебе твой станок руку отпилит, а куда же ты без руки то.
Господин О вздрогнул. Не было больше бабки рядом, зато появился гул. Лезвие циркулярной пилы ревело, вгрызаясь в дерево. Руки господина О держали доску и вместе с ней приближались к вращающемуся лезвию. Щепки хлопьями снега разлетались по мастерской и оседали на полу. Они маревом висели перед глазами господина О, застилая глаза. Звук пилы визжал совсем рядом. Господин О отпрыгнул от станка. Доска без поддержки опрокинулась и потянула устройство за собой. Шум пилы стал глухим, будто она пыталась кричать, но кто-то зажимал ей рот.
С того памятного дня, когда неизвестна старуха приходила в мастерскую, прошло несколько дней. Уставшее солнце уходило на покой и господин О начал готовиться к закрытию. Улицы топтали тысячи уставших людей, вскоре к ним присоединился ещё один. Дом господина О находился недалеко, в тридцати минутах неторопливого шага и ежедневные прогулки позволяли успеть переключиться с проблем рабочих на проблемы личные. Он свернул с многолюдной улицы в переулок, отделявший широкое, ярко освещенное пространство от скучных панельных домов. Его дальнейший путь был заковырист: небольшие улочки и переулки. Они сетью кровеносных сосудов оплетали дома. Ветвились, раздваивались, загибались – только опыт помогал ориентироваться в этой мешанине асфальта и бетона.
