И это мера сеятеля, когда он
Захватывает лопатой жито
И всё на свет бросает на току.
Толкование притчи претерпевает здесь полную трансформацию смысла: утрата семени и бесплодие слова о Царствии, по мнению поэта, не порождают зла:
Мякина падает под ноги, но
В конце концов зерно,
И нет ущерба в том, что что-то
Теряется, и из речи
Живой уходит звук…
Вопреки традиции, блюсти следует буквальный, а не духовный смысл:
Отец,
Который верховодит всеми,
Он требует блюсти
И крепость буквы, и верно в суть её
Вникать.
Слову о Царствии суждено быть утраченным и оставаться непонятым или понятым только в буквальном смысле. И это хорошо, потому что как раз такому следованию за буквальным смыслом обязана своим существованием песнь:
И слог немецкий
следует тому.
Не разуметь более слово о Царствии – это поэтическое условие.
Одно из посмертных эссе Кафки, опубликованное Максом Бродом в 1931 году, было озаглавлено «О притчах» (Von den Gleichnissen). Судя по всему, темой здесь должна быть притча о притчах, как и предполагает заголовок. Однако смысл краткого диалога между двумя собеседниками (о третьем, рассказывающем первый текст, нет ни слова) совершенно противоположен этой теме, то есть притча о притчах сама притчей уже не является.
Многие сетуют на то, что слова мудрецов – это каждый раз всего лишь притчи, но неприменимые в обыденной жизни, а у нас только она и есть. Когда мудрец говорит: «Перейди туда», – он не имеет в виду некоего перехода на другую сторону, каковой ещё можно выполнить, если результат стоит того, нет, он имеет в виду какое-то мифическое «там», которого мы не знаем, определить которое точнее [näher] и он не в силах и которое здесь нам, стало быть, ничем не может помочь. Все эти притчи только и означают, в сущности, что непостижимое непостижимо, а это мы и так знали. Бьёмся мы каждодневно, однако, совсем над другим[35].
Анонимный голос (einer, «некто») предлагает решение для этой проблемы: «Почему вы сопротивляетесь? Если бы вы следовали притчам, вы сами стали бы притчами и тем самым освободились бы от каждодневных усилий». Но возражение второго собеседника – «Готов поспорить, что и это притча» – представляется непреодолимым: даже стать притчей и выйти из действительности, по всем признакам, – это лишь притча, и первый собеседник без труда это признаёт («ты выиграл»). Только после этого он может разъяснить смысл своего предложения и неожиданно обратить поражение в победу. В ответ на насмешливый комментарий второго: «Но, к сожалению, только в притче» он отвечает без всякой иронии: «Нет, в действительности; в притче ты проиграл».
