больше [
pio, сослагательный аорист] пить от плода виноградного до того дня, в который я
пью новое [
pino kainon] вино в Царствии Небесном»). Возможно, яснее всего этот самый настоящий порог неразличимости между настоящим и будущим временем выражен у
Луки, 17,20–21. Фарисеям, спросившим его: «Когда придёт [
erchetai] Царствие Божие?», Иисус отвечает: «Не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие у вас под рукой» (именно так переводится
entos ymon, а не «внутри вас»). Присутствие – потому что речь идёт о присутствии – Царствия обладает формой близости. (Призыв в молитве из
Мф. 6,10: «Да приидет [
eltheto] Царствие Твоё» нисколько не противоречит этой очевидной путанице в использовании времён: императив, как напоминает Бенвенист, не обладает в действительности временным характером.)
Присутствие Царствия обладает формой близости, и как раз поэтому оно находит своё наиболее последовательное выражение в притчах. Эта особая связь между притчей и Царствием в чём-то является основной темой притчи о сеятеле. Объясняя её (Мф. 13,18–23), Иисус констатирует соответствие между семенем и словом о Царствии (logos tes basileias; у Мк. 4,15 ясно сказано, что «Сеятель logos[30] сеет»). Образ семени, упавшего при дороге, относится к «слушающим слово о Царствии и не разумеющим»; образ семени, упавшего на места каменистые, подразумевает тех, которые слышат слово, но непостоянны и, «когда настанет скорбь, или гонение за слово, тотчас соблазняются»; семя, упавшее в терние, – это те, кто слышит слово, но остаётся бесплодным, потому что заботы века сего это слово заглушают; «посеянное на доброй земле означает слушающего и разумеющего».
Значит, притча отражает не само Царствие, но скорее «слово о Царствии», то есть сами слова, только что произнесённые Иисусом. Притча о сеятеле, следовательно, является притчей о притче, где доступ в Царствие приравнен к пониманию притчи.
Наличие соответствия между пониманием притч и Царствием стало самым гениальным открытием Оригена, основателя современной герменевтики, всегда считавшегося Церковью лучшим из лучших, но в то же время худшим из злодеев. Ориген, как рассказывает он сам, услышал от одного еврея притчу, согласно которой
все божественно вдохновлённые писания, по причине содержащихся в них непонятных мест, походят на большое число запертых на ключ комнат во дворце; в дверь каждой комнаты вставлен ключ, но он не подходит, и в итоге оказывается, что все ключи перепутаны и ни один из них не подходит к той двери, в чью скважину он вставлен
