— А что бы изменилось? — уточняет он, и поднимает мои руки на головой прижимает к стене, не выпуская из захвата. Голос тихий, ровный. Он действует на меня, как ушат холодной воды.
— А? — Я вздрагиваю.
— Я спрашиваю, что бы изменилось, если бы я сказал с утра. Ты же знаешь, домой нам сегодня нельзя. Твой отец не хочет разговора с полицией. По крайней мере, пока. Мы вернемся завтра к похоронам. У тебя было, по крайне мере, нормальное утро. Ты хотела лишить себя и этого?
— Я ненавижу тебя! — кричу я, пытаясь вырваться из его стальной хватки, но это бесполезно. Когда не в силах освободить руки, я начинаю пинаться, он просто делает шаг вперёд и вдавливает в стену своим торсом. Я стою неудобно и чтобы удержать равновесие, приходится закинуть ногу ему на бедро. А еще это моя маленькая извращенная месть. Я с удовольствие вижу, дергается кадык Марка, от судорожного сглатывания, а зеленые глаза темнеют. В такой позе я чувствую его всего, и горячее возбуждение в том числе.
— Ненавижу, — всхлипываю я. — Сегодня утром…. Ты просто отвлекал меня. Так ведь? Поэтому ты…
— Что я? — спрашивает он, все так же удерживая мои руки и прижимая к стене всем своим телом. — Что я опять сделал не так, Ника?
— Ты врал, ты играл моими чувствами…
— Твоими чувствами? — нехорошо усмехается он, и смотрит мне прямо в глаза. — Мне кажется, играешь только ты.
— Ненавижу, — снова кричу я, жалея, что не могу стереть с его лица эту холодную усмешку.
— Ты врешь, — припечатывает он и жадно целует, оборвав меня на полуслове.
Я думала, так бывает только в кино. Дрожащие колени, глухо бухающее в ушах сердце и желание на грани отчаяния. Когда душат слезы, и в поцелуй ныряешь, как в спасательный круг. Когда чужие губы могут заставить хотя бы на секунду вырваться из горькой, утягивающей в пропасть лавины отчаяния. Я ловлю каждый его вдох. Марк прикусывает мою нижнюю губу, заставляя прогнуться в спине в попытке быть ближе, и когда чувствует, что я сдалась, отпускает мои руки и подхватывает под ягодицы. Наверное, я могу впиться ногтями ему в шею, сделать больно, чтобы унять собственную боль, отчаяние и разочарование, но тогда все закончится. Он опять отступит и оставит меня в одиночестве и на грани падения в бездну. Поэтому я обнимаю его и целую в ответ, переплетаясь языком с металлически шариком с его. Нежно скольжу у него во рту теплым металлолом, и с ловлю хриплый стон, который предназначен мне.
Мы снова сплетаемся языками сильнее и жестче, и не прекращаем жадный поцелуй, даже когда в легких заканчивается воздух. Мои соски настолько болезненно чувствительные, что я готова стонать только от того, как они через тонкую ткань двух маек трутся по его груди. Горячие ладони Марка, которые чувствую у себя на бёдрах, под кромкой слишком коротких шорт, кажется, прожгут дыру в коже. Я не хочу, чтобы этот миг закончился, не могу позволить Марку отстраниться потому, что знаю, тогда меня опять накроет отчаяние.
