— Я бы тебя попросила, — оскорбилась она. — Дай мне сигарету.
Симон протянул ей портсигар, и Грета нервным движением вытянула «Муратти».
— Почему ты больше не приходишь на консультации? — спросил он, давая ей прикурить (зажигалка тоже была отделана золотом — еще один подарок, но от другой подруги).
— Твои сеансы мне слишком дорого стоят.
По крайней мере, Грете нельзя было отказать в чувстве юмора. Она опять скрестила ноги, и снова послышался чулочный шорох. На этот раз у Симона чуть не треснул лобок. Алкоголь обострил его восприятие.
Молодая женщина не старалась выглядеть чувственной. Сексуальный магнетизм исходил от нее как бы помимо воли… Секрет заключался в пропорциях ее тела и роста: в ней было нечто тяжеловесное, вызывающее необоримое влечение, такое же естественное, как земное притяжение.
Симон разом позабыл и про нацизм, и про две тысячи марок, и про то, где они находятся и в какое время… В нескольких сантиметрах от ее ляжек он думал только о том, как бы в них погрузиться, ощутить их, погладить. Господи, одна только мысль о том месте, где они сходятся, о младенческой коже, которую он когда-то распробовал, сводила его с ума.
— Вернись в кабинет, — не допускающим возражения тоном потребовал он.
— Чтобы переспать с тобой?
— Не важно, тебе это пойдет на пользу.
Он чувствовал, что поплыл, — выпитые мартини затуманили сознание, и он начал проглатывать согласные звуки.
— Кто ты на самом деле?
— Врач, который старается всеми способами помочь пациенту. — Говоря это, он заметил, что не шутит.
— Врач и шантажист.
— Скажем, у меня две профессии. Или же работа и хобби.
— Интересно, что именно ты принимаешь за хобби?..
Он не ответил. Невольно он бросил взгляд в сторону рейхсканцелярии на другой стороне площади. В это мгновение диктатура показалась ему почти благотворной. Нечто вроде постоянного давления, наподобие того, какое испытываешь, ныряя в глубину моря; оно делает каждую секунду более ценной, более насыщенной… В голове у него все смешалось. Черт бы побрал эти мартини…
— Ты меня слушаешь или нет?
— Прости?
— Ты еще не понял, что все твои циничные манеры, игры в соблазнителя и опереточного хулигана — они больше не ко времени? — Она протянула руку и ласково потрепала его по затылку, как котенка. — Очнись, Симон, пока все твои козыри не превратились в свою противоположность. В концлагере ты окажешься всего лишь человечком ростом аккурат до приклада. И получишь им прямо в морду.
Симон вздрогнул. Грета была права: со всем этим умничаньем тонкий лед под его ногами скоро треснет. Интеллект вышел из моды. А что до пресловутой защиты… Рассчитывать на женщин, которых он шантажировал и с которыми спал, — в смысле неприкосновенности можно бы придумать и что-нибудь получше. Рано или поздно рогоносцы обнаружат, где собака зарыта.
