Вот уже шесть месяцев, как она выбрала второе.
— Спасибо, — сдержанно сказал он.
И с самым естественным видом убрал конверт в карман. Ирония ситуации: получить деньги за шантаж нацистской супруги в тот самый момент, когда его окружают эти отвратительные мундиры.
— Я тебе уже объяснял, что такова часть терапии, — продолжил он самым мягким голосом. — Это вознаграждение — ключ к твоему выздоровлению. Зигмунд Фрейд сказал…
— Schnauze![18] Ты просто грязный шантажист.
— Думай что хочешь, — с притворно оскорбленным видом отозвался он. — Я это делаю для твоего же блага.
— Деньги даже не мои, а мужа.
— Еще лучше!
— Ты несешь чепуху.
Он снова наклонился к ней и взял за руку.
— Грета, я ведь лечу тебя от кошмаров, верно?
— Да, — с надутым видом признала она.
— А откуда берутся твои кошмары?
Она подняла голову и испуганно огляделась.
— Замолчи.
Он наклонился еще ниже и прошептал:
— Они берутся из НСДАП, моя милая.
— Говорю же, замолчи!
— А откуда берутся деньги твоего мужа?
Она зарыдала, прижав к лицу ладони. Сквозь пальцы потекли слезы. Совершенно та же реакция, что у фрау Фельдман. К счастью, в гуле, стоявшем на террасе, никто не обратил на них внимания.
— Так что в определенном смысле, — шелковым голосом продолжил Симон, — это Гитлер мне платит. Он всего лишь возмещает ущерб, который нанес твоему мозгу.
Она вытерла глаза.
— Вечная твоя дерьмовая логика.
— Не строй из себя ребенка, — бросил он, доставая новую «Муратти». — Эти деньги послужат науке. Все лучше, чем дать им сгореть в войне, которая станет самым большим фиаско века. И унесет миллионы жизней!
Грета отодвинулась вместе со стулом. На лице теперь читалась не грусть, а скорее живейшее любопытство.
— Я не могу понять, каким чудом ты еще жив.
— Благодаря моему росту. Проскальзываю между дождевыми каплями и в результате выхожу сухим из воды.
— Капли скоро превратятся в снаряды.
— Наберемся терпения. Еще мартини?
Она закивала — как кукушка в швейцарских часах. Грета обожала изображать из себя ребенка, да, в сущности, она недалеко ушла от детства…
Он подозвал официанта и сделал новый заказ. Мысли в голове начали странным образом расплываться.
— Как дела у мужа? — вдруг спросил он, словно упорно хотел вывести ее из себя.
— Он в страшном волнении, — бросила она. — Эта история с Польшей здорово его возбудила.
Симон сделал еще глоток мартини и ощутил на языке горький кофейный привкус. И тут же к горлу поднялась волна желчи.
— Наконец-то у него встанет.
