– Он ничего не видит, Петр Сергеевич же говорил…
– Петр Сергеевич лучше бы сказал, как сделать так, чтобы эта женщина отсюда свалила и оставила нас одних с Женей. Да, это я о вас говорю, Зинаида Петровна, горячо любимая. Терпеть вас больше не могу. Попадец, конечно, просто продлеваем мучения ему, чтобы она могла тут в святую наиграться на старости лет.
– Паша, ты палку перегибаешь. Зинаида Петровна, мы… Зинаида Петровна, что с вами?
Старая женщина, последние дни проживая чудом, пыталась хватать ртом воздух. Ее руки каменели. Глаза побелели за секунды, и если бы не услышавший крик о помощи Петр Сергеевич, то жизнь Зинаиды Петровны в тот день бы и закончилась. Последнее, что она запомнила, было то, как сердце безжалостно укололо. Два в одном: боль тела и боль души. Все опрокинулось, свалилось; разбивалось об ее поседевшую голову. Она не могла и подумать, что когда-нибудь будет задета словами недочеловека, молокососа, который раньше был ничем иным, как очередным поганцем со двора. Зинаида Петровна, скатываясь, прощалась с миром и умоляла Господа простить ее за грешные деяния среди мирских и за мысли, достойные еще большего наказания.
Говорят, это называется гордыня.
К сожалению или счастью – обошлось. Капельница, несколько уколов, транспорт домой. Зинаида Петровна не понимала, что ей спасли жизнь. Когда она открывала глаза, стены вокруг расплывались, свет казался необычайно тяжелым. Она не могла разобрать, была ли она в палате или у себя дома. День-два она лежала в кровати. В туалет идти ей было нечем, организм окончательно опустел и начал жрать сам себя. Во сне она неразборчиво бормотала, обращалась к своему сыну и Богу. Посыл всегда оставался тем же: «Спаси моего сына, а остальные пусть мучаются как я». Виктор Анатольевич, нелюбимый муж и скупердяй, изредка поглядывал в комнату чтобы убедиться, что жена не умерла. Своей вины в ухудшении здоровья своей жены он разглядеть не мог, ибо синяков и шрамов не было видно, а значит, их и не было. Не его рука довела.
Когда ночью Зинаида Петровна открыла глаза, ее зрение вернулось в норму. Каким шоком для нее было узнать, что ее вывезли из больницы. Но куда? Вместо шершавого потолка над ней повисло черное небо. Пустое, звезды потухли. Она легко поднялась с кровати, как в дни своей юности. И пол куда-то делся. Кожу щекотала холодная трава.
Зинаида Петровна осмотрелась вокруг – и даже шея не хрустела! – и не видела ничего другого, кроме бескрайних полей и макушек елей на горизонте. «Выкинули меня на улицу! – думала она, – Что же они сейчас с моим сыном сделают, ой, ой».
