— Какое счастье, товарищ полковник, что вы не на танке!
И речь идет не просто о самообладании или о какой-то натренированной автомобильной находчивости. Это шире. Это — об отношении к жизни и к разным жизненным ценностям. Всякое случается на дорогах.
11
Сани подкатили к железной ограде, за которой сквозь заснеженные деревья виднелся высокий дом с освещенным зеркальным крыльцом. От ворот к дому вела расчищенная дорожка, усаженная елками.
Из дворницкой на растоптанных ногах выскочил сторож, начал отпирать ворота. Загремел железом. «Давай, шевелись, — торопил Николай и дергал, дергал рукой в перчатке. — Давай...»
Мягко подкатили к крыльцу, и Кузяев понял, что в этом большом доме его ждут. Появились какие-то люди, без слов подхватили на руки и, тяжело дыша, понесли по лестнице наверх. Там в чистой комнате с круглой железной печью в углу его положили на кровать, на тумбочке подле зажгли электрический ночник. Смеркалось.
Появился доктор. Маленький, худенький человечек с черной бородкой клинышком, в золотом пенсне на шнурочке. Доктора звали Василий Васильевич.
— Вот так-так, — сказал он и посмотрел по-птичьи боком, — вот так-так...
Маленький доктор двигался рывками и говорил басом. Он потер руки и приступил к осмотру. «Лежите смирно, мой герой, дышите ровно...» Николай стоял в дверях.
— Через месяц-другой будешь здоров, — заключил доктор.
— Крепкий у нас народ! — крякнул Николай.
— И не говорите! Сутки на пробковом круге пробарахтаться в море — это следует суметь!
Доктор выписал лекарства и велел пить настойку из десяти трав, которую принесла хозяйка дома Надежда Африкановна, тихая женщина, жена того неведомого Георгия Николаевича, из всех Алабиных самого Алабина.
Хозяйка дрожащей рукой перекрестила Кузяева и ушла следом за доктором, а Коля, усевшись напротив на венский стул, начал рассказывать необычную историю своего знакомства со знаменитым дядей.
Вернувшись с Дальнего Востока, он остановился в Москве, накупил гостинцев для отца, для сестры и всех родственников, никого вроде не забыл, и в последний день перед отъездом в Тарутино двигался по улице Якиманке, держа курс к Москва-реке. На Кремль ему захотелось посмотреть.
Шел он себе тихо, спокойно, когда его обогнал черный лакированный автомобиль. Впереди сидел важный, усатый шофер, а за ним в стеклянном купе пожилой господин, откинувшись на кожаные подушки, курил толстую сигару и щурился.
Авто, сбавив скорость, остановился перед воротами в железной ограде, хрипло крякнул и тотчас же у ворот засуетился человек, начал отпирать. Затем еще раз крякнул, вздрогнул, присев на задние колеса, и покатил к зеркальному крыльцу.
