. I. 10). Многие наблюдатели утверждали, что буддисты умеют заставить говорить своих идолов. По свидетельству армянского священнослужителя Вардана Аревелци, религиозная жизнь при дворе ильхана Хулагу находилась в руках буддистов; «эти жрецы, искушенные в обмане и гаданиях, умели заставить говорить войлочные изображения и лошадей» (
Вардан Аревелци, с. 22–23).
Религиозная идентичность, с позиции конкурирующих групп, была важным, если не решающим критерием для различения «своих» на фоне «чужих» в пестрой мозаике империи. У монголов же был другой критерий идентичности, ставящий правящую группу выше религиозных пристрастий. Эта группа создала империю и расширяла границы своего жизненного пространства, а ее лидер получил небесный мандат (möngke tengeri-yin jarliq). Иными словами, самоидентичность монголов была связана с почитанием Вечного Неба и исполнением предписаний Ясы. По мнению историка Т. Мэя, «остается открытым вопрос, почему монголы не обратились ни к одной из мировых религий, с которыми столкнулись? Частично ответ на этот вопрос заключается в том, как монголы рассматривали сами себя. Несомненно, они верили в то, что Небо, или köke möngke tngri, повелело, чтобы Чингис-хан и его сыновья правили всей землей»[15]. На мой взгляд, доктрина Вечного Неба дает полный, а не частичный ответ на вопрос, почему монголы отвергли все мировые религии в качестве государственного вероучения. У них уже была собственная имперская религия. В документах XIII в. Вечное Небо всегда сопряжено со стремлением к светской власти.
Главной темой Ясы была необходимость поддержания единства правящего рода и объединение Монгольской империи под властью одного правителя[16]. То, что было важно для мусульман и католиков, не было таковым для монголов. Религией монголов, условно говоря, была жажда власти. Конструкция Монгольской империи формально походила на Respublica Christiana во главе с папой римским и императором и Всемирный Халифат во главе с наместником Пророка. Однако войны монголов не были религиозными войнами, что очень скоро усвоили на латинском Западе.
Роджер Бэкон создал классификацию мировых религиозных учений, где монголы фигурируют вместе с буддистами, мусульманами, христианами и иудеями. Если в христианской картине мира социокультурные коды Роджера Бэкона выглядят хотя бы естественно, то современная постановка этой проблемы вызывает недоумение.
К. Коллмар-Пауленц, обращаясь к проблеме религиозной идентичности монголов, видимо, не знает о классификации Роджера Бэкона, который в исторической перспективе выступает ее предшественником. Вот что она пишет: «Прежде чем ставить вопрос о характере религиозной идентичности у монголов, нам следует поставить вопрос: а возможно ли вообще говорить о "религиозной идентичности" у монголов в начале XIII в.? Действительно ли монголы в эпоху империи Чингис-хана уже обладали чем-то вроде этноцентрического самовосприятия, которое на теоретическом уровне определяет культурную стратегию в создании специфической идентичности посредством дифференциации между собственной группой и другими людьми? На этот вопрос не так легко ответить. Речь не идет о том, чтобы снова разворачивать дискуссию о термине
