Я обхлопал его карманы, но ничего не нашел. Может, склянка куда-то закатилась, может, найдя ее открытой, он просто избавился от нее. Так или иначе, искать яд сейчас времени не было.
– На воздух его, быстро, – скомандовал я уряднику и повару.
Они подхватили Ганцзалина и потащили к выходу. Я стал метаться по кухне, открывая и закрывая шкафы и наконец увидел то, что искал – банку с медом. Я налил воды в большую кружку, бухнул туда же меду от души, перемешал, выбежал на улицу, отдал уряднику, велел вливать в пострадавшего получившийся сироп: глюкоза задержит распространение яда. Сам же вернулся назад, ворвался в лазарет. Там трясся напуганный до смерти хеким-баши.
– Есть у вас нитроглицерин или метиловая синь?
Хеким-баши заблеял, из блеяния его я понял только, что поскольку денег нет, нет тут и настоящих лекарств. Дьявол, да он же говорил об этом пять минут назад! Ах, Ганцзалин, Ганцзалин, не вовремя решил ты покинуть этот лучший из миров…
Мысли в моей голове проносились с нечеловеческой скоростью. Что еще может обезвредить цианистый калий? На ум ничего не приходило, я почти уже отчаялся, и вдруг в мозгу моем молнией сверкнуло: «Тиосульфат натрия!»
– Где тут у вас фотомастерская?
Оказалось, что мастерской поблизости нет. Я буквально кожей ощутил холодное дыхание смерти. Она пришла не за мной, но от этого было не легче. Отчаянно бежали секунды. Неужели все кончится так глупо и пошло? Неужели в этом и состоял замысел моих врагов, когда они сунули склянку с ядом ко мне в чемодан?
– Г-господин, – раздался блеющий голос главного лекаря, – мастерской нет, но я фотограф, как и наш повелитель. Если хотите, могу вас сфотографировать.
– К чертовой матери фотографию, – закричал я, – тиосульфат, у вас есть тиосульфат натрия?
Хеким-баши только хлопал глазами, не понимая. Я вспомнил, что тиосульфатом химикат стали называть совсем недавно и перс просто мог не знать этого термина.
– Гипосульфит! Натрий серноватистокислый! Антихлор! – я выкрикивал все известные мне названия, но Ибрагим-мирза только стоял, открывши рот, и моргал глазами.
– Закрепитель для фотографий! – рявкнул я наконец.
Тут хеким-баши очнулся, лицо его приобрело осмысленный вид, и я понял, что Ганцзалин спасен…
Спустя полчаса Ганцзалин уже лежал под чистыми простынями в лазарете и поблескивал на меня глазами, если не вполне здоровый, то, по крайности, живой.
– Твое счастье, собачий сын, что ты все дорогу лопал фрукты – сказал я ему с нежностью. – Они замедлили действие яда, и ты не только не умер, но даже не превратился в слюнявого идиота.
