Неделями напролёт, сменяющие друг друга шумы молотка, пилы и топора заглушали упаднические мысли, не дающие ей покоя в часы бездействия. Ретроспективные воспоминания бесконтрольно заполняли её сознание, лишая возможности даже ненадолго подумать о настоящем, а уж тем более о будущем. Пытаясь наладить контроль над собой, она налегала на работу с большим усердием, устанавливая суровые ограничения для отдыха, чтобы как можно реже ей удавалось подлавливать саму себя в моменты расслабленности и вынуждать к созерцанию честной картины, повествующей о её неприглядной судьбе.
Результатом её усилий стал абсолютно новый небольшой дом, который был куда прочнее и красивее оригинального строения. В отличие от неуютного последнего пристанища старика Отто, пространство дома Ромуальды было продумано до мелочей, что позволяло жить там долгое время, не чувствуя разницы между этим фактически диким местом и концептуальным жилищем в центре Околицы.
Когда она уплывала в город, на полпути её настигала паника и желание вернуться обратно. В пределах Старого Света Ромуальда не могла вольно дышать и в перспективе остаться там ей виделась реальная угроза для её жизни. Ей не страшно было умирать – она боялась доживать свою историю в муках. К концу лета, Ромуальда стала всё реже покидать остров и всё меньше времени проводить в родном городе.
Отшельничество не как бегство, а как осознанный выбор, преподносило неожиданные и приятные сюрпризы. В часы размышлений, к Ромуальде раз за разом приходило чистое понимание относительно многих вещей и событий, относительно которых она годами не могла найти достойных объяснений. Многое из понятого и принятого ею невозможно было исправить, однако лёгкость, пришедшая вслед за знанием, была едва ли не лучшим подарком, чем новое переживание или очередной опыт.
Помимо необходимого в её положении переживания мощнейшего катарсиса, Ромуальда получила возможность проделать нелёгкую работу над допущенными ею прежде ошибками. Чувственная сфера упрямой женщины, игнорировавшей собственную природу, совершила уникальное обновление и связанные с этим события заставили её перейти на новый виток познания своих возможностей.
Её отсутствие оказало благотворное влияние на их с Саймоном отношения. Время, отмерянное для коротких встреч, они тратили с любовью, главным образом к себе, и нерастраченной страстью направленной друг на друга. В страхе нарушить нечаянную идиллию, каждый из них изо всех сил удерживал при себе излишки накопленного яда. В их диалогах появилось тепло, которого между ними никогда не было или они попросту забыли, что когда-то давно им удавалось разговаривать друг с другом по-человечески.
