Надвигающаяся смерть оформила его так же, как и всех, кого постигла подобная участь. На его плечах уже лежал тот невидимый груз, неся который, человек с каждым днём склоняется всё ниже и ниже, приближаясь к земле. Его взгляд стал холодным. Пропала та глубина и чувственность, когда-то захватывающая с первого же мгновения, как только поднимались его веки. В этих глазах уже нельзя было усмотреть осознанности и понимания. Всё осталось в прошлом, которое предстояло забыть тем, кто будут жить дальше.
Осторожно развернувшись, чтобы встать лицом к лицу с сестрой, Альгрид выровнял спину и полминуты просто смотрел ей в глаза. Никогда до этого он не приветствовал её так холодно и враждебно. Он не произнёс ни слова. Он не встретил её своей особенной улыбкой, посвящённой только ей одной. Он просто стоял, уставившись на неё с завистью и злобой. Затем, его рука игриво проделала несколько гротескных жестов. Так когда-то размахивали своими ловкими руками экзотического вида фокусники, которые при каждом волшебном действе говорили: «Трах-тибидох-тибидох». У Альгрида вместо маленького милого кролика апогеем фокуса стала большая уродливая опухоль на нижней челюсти.
– Ой…ужас…ты что?! – вскрикнула Ромуальда от неожиданности.
Альгрид молчал. С помощью языка примитивных, но вполне понятных жестов, он пригласил её разделить с ним обед за общим столом, как было заведено у них дома в сказочные времена, когда главой семьи был их отец.
Ничуть не стесняясь неприглядной картины, жалким персонажем которой был он сам, Альгрид ел свою порцию супа, как мог. Со знанием дела и вынужденной сноровкой, указательным пальцем он проталкивал в глотку то, что мог прожевать, а остальное выбрасывал в ещё одно специальное «отходное» ведёрко, расписанное его авторскими узорами. Лолита была рядом и помогала ему преодолеть каждый неловкий момент, словно мать, опекающая своё дитя.
– Как видишь, так и живём, – сказала она, обращаясь Ромуальде, что явно не понравилось Альгриду.
– Вижу. Это ужасно. Это безнадёжно. Это меня убивает.
Услышав ответ сестры, Альгрид горько заплакал. Это было окончательное подтверждение его поражения, к которому никто из них не был готов. Ромуальда отказывалась верить в то, что видела. Так плакать мог кто угодно, но только не Альгрид. Душераздирающее зрелище подспудно наталкивало её на куда более страшную мысль о том, что ему было бы лучше умереть.
Альгрид не мог сдержать своей обиды на Ромуальду за то, что она не была рядом с ним с момента, как он стал провозглашённым смертником. Ему было стыдно, что именно таким его видят любимые люди. Но добило его всеобъемлющее понимание собственного положения. Он нуждался в помощи самого слабого человека из всех, с кем ему приходилось иметь дело за сорок лет его многогранной жизни. Некогда желая быть достойным покровителем Лолиты, он сам попал под её откровенно неудачное покровительство. Не успев ей дать ничего стоящего, он невольно отнимал единственную ценность, которая у неё оставалась – драгоценное время, отданное Лолитой в жертву его болезни. Альгрид возненавидел Ромуальду и Лолиту в равной степени за то, какими они были, а себя за то, что продолжал всё так же сильно их любить, тем самым, усугубляя собственную муку.
