— С кем? — спрашиваю. — С Ламией?
«Ну вот я и поймал тебя! — подумал я. — Ламии ведь давно нет в живых».
— Разумеется, не с нею. Почему вы задаете мне такой вопрос? Вы же взрослый человек! Разве Ламия жива? Я сказал в переносном смысле.
— А именно?
— Ну, скажем, с ее братом!
«Быстро же соображает, черт! — подумал я. — Раз мне известно о Ламии, значит, если мыслить логически…»
Но не успел я додумать, как гипнотизер торжественно произнес:
— Дурсун!
Я обомлел.
Но хозяйка вовсе не удивилась, а лишь горестно вздохнула, словно давно забытое всколыхнулось с этим внезапно произнесенным здесь именем. Она повторила как бы про себя: «Дурсун!!!»
— Да, все заночевали у нас, а наутро проводили тюрчанку в Москву, и мы остались — Алексей, подруга моя, мама и я. А потом все улеглось. И уже осенью того года Алексей и твоя мать поженились.
— А как же Ламия?
— Никак. Уехала. И больше они не встретились.
— Но вы же говорили, что ваш брат любил ее!
— Вскорости родилась моя племянница-красавица, отец в ней души не чаял.
— Такой вариант меня не устраивает! — возмутилась Лина, встав рядом со мной. Будто ее кровно обидели или оскорбили. — И хотя вместо меня могла появиться на свет другая, но как можно допустить, чтобы так банально закончилась история любви моего отца?! Я не верю!
Мы с Линой стояли рядом, единые в своем протесте. Гипнотизер был явно сбит с толку, никак не ожидал, что жена будет заодно со мной.
Лина крепко сжимала мой локоть. Нас надо было разлучить во что бы то ни стало. Но это было почти невозможно.
— Любовь имеет продолжение! — сказал гипнотизер.
— Нет! Любовь брата вспыхнула и сгорела, как спичка! — возразила тетя. — Рассказ мой окончен. И об этом хватит.
— А кровь мне подсказывает иное. — Лина повернула лицо ко мне, прикрыла глаза ресницами, которые чуть-чуть вздрагивали, и, понизив голос, медленно заговорила: — Я чувствую, что по жилам моим течет отцовская кровь, как от нее разливается тепло по всему телу… А может, и не отцовская любовь говорит во мне, а это шумят голоса моих далеких предков… Что передалось мне от них? Вот он, полудикий мой предок… Раз я существую, один конец ниточки у меня, а другой тянется и теряется там, у него, одетого в шкуру мамонта, и в руке у него каменная булава, он охраняет свой очаг, свою подругу… Может быть, и мне присуща эта страсть…
— Наверняка ты видишь, как он сражается с мамонтом? — перебил ее муж.
Она открыла глаза.
— Нет, чего не вижу, того не вижу. А только с предком своим я разговаривала. И он сказал мне: «Слушай, что кровь подсказывает, не ошибешься!..» И еще он сказал: «Замечтаешься днем — закрой глаза и говори мне, а замечтаешься ночью — говори звездам!»
