Надо прямо сказать: ни к чему иному, как только к битым картам, и не могла привести борьба за мир, как она велась до сих пор революционной Россией. Собственно говоря, настоящей борьбы за мир у нас вовсе не было. У большевиков она была поглощена борьбой за захват власти. Более того, большевики выставляют непременным условием мира не просто отказ от новых захватов в этой войне, но и отмену всех когда-либо, на протяжении веков, произведенных захватов в прежних войнах. А заключение такого мира, ясное дело, станет возможным лишь после того, как власть во всех странах перейдет к пролетариату. Так большевики борьбу за мир попросту потопили в общем лозунге социализма и оттеснили на задний план пред борьбой за захват власти. Для них основная задача момента не прекращение войны, а превращение ее в войну пролетарски-освободительную, которая понесет - на остриях штыков - свободу и социализм всем народам. Не мир, стало быть, а революционная война.
Но еще меньше действительную борьбу за мир вели оборонцы. Лучшие из них проводят «двуединую тактику», то есть левой рукой работают над воссозданием Интернационала, а правой, более сильной рукой сами тут же вытаскивают камень за камнем из здания, которое строят. И при этом удивляются, что тактика их приводит к топтанию на месте, что она совершенно бессильна двинуть вперед дело борьбы за мир.
Стратегия и политика
Что означает на деле «двуединая тактика» революционного оборончества, показал наглядно тот факт, что она уперлась теперь в лозунг наступления. Наступление - как раз в тот момент, когда союзные империалисты нагло отвергли предложение революционной России отказаться от захватных целей войны. Наступление - как раз в тот момент, когда лозунг этот начертали на своем щите и третьеиюньская Дума, и казачий съезд, и вся организуемая при поддержке союзников либеральная контрреволюция, и все возрождающиеся под республиканским соусом черносотенные организации.
Контрреволюция справедливо видит в затягивании войны лучшее средство захлестнуть мертвую петлю на шее революции. Контрреволюционерам будет даже на руку, если «немедленное наступление» приведет к кровавому поражению. Ибо поражение одним ударом подорвало бы доверие к демократии и революции. Оно вызвало бы жажду мести и тот угар воинствующего национализма, при котором Родзянки, Гучковы, Милюковы и Колчаки могли бы снова стать вождями народа. И уже, во всяком случае, чем бы ни кончилось наступление, оно подорвало бы во всех странах борьбу пролетариата за мир, оно моральным авторитетом русской революции поддержало бы союзных империалистов в глазах их собственных народов, оно опасностью нашествия отбросило бы немецких и австрийских рабочих обратно к союзу со своими империалистами.
