(«Вестн[ик] Врем[енного] Прав[ительства] от 16 июня.)
Это очень ценное признание, и оно весьма характерно для Н. Ленина и тех, кто с ним. Из него мы узнаем, что, когда встал вопрос о провокаторстве Малиновского (кстати, по нашему мнению, необходимо точно установить, когда дошли до большевистского центра первые слухи о предательстве Малиновского), Ленин, отвергая подозрения, исходил преимущественно из общего соображения о выгодности работы Малиновского для «нашей партии» Н. Ленина.
Конечно, он разбирал и улики. Но разбирал их под определенным углом зрения, мешавшим ему понять их вескость; эта предвзятость вела даже к тому, что он порой отклонял возможность разобрать улики, выслушать показания свидетелей (весь пресловутый суд над Малиновским прошел без выслушивания свидетелей, - по крайней мере, это верно по отношению к свидетелям-меньшевикам).
Ленин рассуждал просто и убедительно, со своей точки зрения. Он доказывал, б[ыть] м[ожет], путем излюбленных статистических выкладок, что работа
Малиновского для партии большевиков выгодна. Столько-то денег собрано на «Правду». Столько-то собраний проведено, резолюций вынесено и т. д. «Наша» партия растет. «Наша» газета крепнет. «Наши» берут верх... Разве не ясно, что Деп[артамен]ту пол[иции] невыгодно держать своим агентом одну из главных движущих сил этого успеха - Малиновского?
Не трудно заметить, что это тот же самый ход мыслей, который заставлял эсеровских центровиков и боевиков не верить в предательство Азефа. Вспомним доводы тех: Азеф, организовавший казнь Плеве, Сергея Александровича и др., готовивший казнь Николая II, знавший так много нераскрытых партийных тайн, не мог быть провокатором, так как его работа была выгодна не полиции, а - революции. Это общее соображение заставляло эсеров с негодованием отбрасывать все улики и все указания на провокацию Азефа. И все же... Азеф оказался провокатором.
После Азефа повторение подобного ослепления казалось невозможным. Но оно было повторено, - повторено теми, кто теперь заявляет, что дело Азефа их научило ничему не удивляться. И притом повторено в более грубой форме: с[оциалисты]-р[еволюционеры] все время рассуждали, формально исходя из интересов революции. Деятельность Азефа они считали полезной для революция. А потому не верили в его службу полиции. Тут было ошибочное представление о роли террора в революц[ионном] движении; нежелание допустить возможность авантюризма в среде известных руководителей Департ[амента] полиции и т. д., но не было формальной погрешности против логики.
