Дружины патрициев — как воронье —
Пируют на дымных руинах ее.
Растоптаны, попраны наши святыни,
И рабство — удел мусульманок отныне.
По морю бегут корабли табунами,
Что резвостью могут поспорить с конями.
Горящую нефть извергают суда,
И адское пламя не гасит вода.
И кажется — смерть от понюшки табачной
Вовсю расчихалась, надсадно и смачно.
И море клокочет горячим вулканом,
И тонет округа в тумане багряном…
В стране, где мы были когда-то в чести,
Сейчас и следа мусульман не найти.
Исконных владельцев права попирая,
Шайтан воцарился в преддверии рая.
В моих Сиракузах, на родине милой,
Где праотцев славных святые могилы,
Паломников толпы — с зари до зари —
Текут в христианские монастыри.
О, если бы ныне восстали из праха
Бойцы-исполины, не знавшие страха!
Но лев — одряхлев — уступает права,
И волк поселяется в логове льва.
В объятье мы слились, от страсти умирая,
И — кары не страшась — вошли в обитель рая.
Не согрешили мы, запретный плод срывая, —
На ветке он висел, от сока изнывая.
Потом сверкнула вдруг зарница заревая,
Проснувшийся восток сияньем одевая.
И пролил слезы я и — слезы проливая —
Глядел, как льется свет, на небесах играя.
О ночь, не уходи, разлукой нас карая,
Разлучнице заре дорогу открывая!
Доколе ты богат, друзьями ты любим,
Но стоит обнищать — узнаешь цену им.
Под маской друга враг порой вотрется в дом,
И крепость может стать разбойничьим гнездом.
В лугах горячий конь играет под тобой,
Но может подвести, когда начнется бой.
Немало соли съешь, немало примешь мук,
Покуда разберешь, кто истинный твой друг.
Не ссорься с другом зря и клевете не верь,
Слова нередко лгут — делами дружбу мерь.
С деньгами ты крылат, без денег ты бескрыл,
Но истинным друзьям и обедневший мил.
Порой достойный муж не знатен, не богат,
Но красота души — его бесценный клад.
Когда нам хорошо, судьбе невмочь:
Она бессонницей отравит ночь
И замарает тенью светлый день.
Что делать, мы для стрел судьбы — мишень.
Остался за спиной двадцатилетний возраст мой,
И между ним и мной дорога в тридцать лет длиной.
Я б двинулся назад — пешком, тишком, в пыли ползком,
Сквозь ливень, хлад и зной — чтоб снова встретиться с весной.
Два случая поэт одним узлом связал
И деве, звавшейся Жемчужиной, сказал:
Мальчонка-озорник, ныряя в глубину,
На помощь звал меня: «Спаси, тону, тону!»
Скорблю я и сейчас, припомнив эту ложь.
Тебе не нужен я, а ты меня зовешь.
