Пуадебар писал: «Все мы, кто летал во время войны над пустынными районами Азии, Египта, Македонии, Месопотамии или Персии, несли в себе зерна 96 нового метода исследований и только ждали благоприятного случая, чтобы они смогли взойти и расцвести».
В то время Пуадебар не знал, что у него уже были предшественники на Ближнем Востоке. И даже в Индии. Директор Государственного археологического отделения в Джайпуре еще в 1923–1924 гг. сообщал об изучении с воздуха пятидесятимильной полосы вдоль старого русла реки в Пенджабе. А в Сирии аэронаблюдение использовалось археологами с начала французской оккупации. Примером тому может служить аэрофотосъемка Дура Эуропос, знаменитого эллинистического форпоста в долине Евфрата, обнаруженного английскими солдатами в конце первой мировой войны.
Но во всех этих немногочисленных случаях воздушная разведка только помогала археологам, которые вели раскопки: она практически не давала им ничего нового.
Заслуга Пуадебара заключалась в том, что в Сирии он преодолел этот барьер. Он открывал погребенные руины незримых или почти исчезнувших с лица земли городов, систематически обследовал весь район и, наконец, чтобы довести свою миссию до конца, разработал соответствующую систему аэронаблюдений.
Лишь в конце 1927 г. Пуадебар узнал о Кроуфорде и его исследовательских полетах. До этого он был знаком лишь с опытом своего соотечественника Л. Рея в Македонии во время первой мировой войны. Но к этому времени Пуадебар уже разработал собственные методы. Вряд ли стоит говорить о том, что условия для археологических аэронаблюдений в сирийских степях весьма отличались от тех, в которых работал Кроуфорд на зеленых, умытых дождями полях Англии.
То, что они пришли, в сущности, к одним и тем же выводам, доставило отцу Пуадебару огромное удовлетворение. Подобно Кроуфорду, он самостоятельно оценил преимущества бокового освещения в утренние и вечерние часы, когда длинные тени выделяют малейшие неровности почвы. Точно так же он уловил различие в окраске растительности над погребенными сооружениями и понял, что растительность служит не только самостоятельной приметой, но одновременно усиливает эффект горизонтального освещения.
Пуадебар изучал различные виды дикорастущих трав, а не культурных злаков. Но в целом его выводы совпадали с замечаниями Кроуфорда о травяных приметах. В степях они проявляются два раза в год. В период осенних дождей, когда все вокруг покрывается зеленью чуть ли не за одну ночь, цвет растительности, там, «где под землей таятся развалины, светлее: влагопроницаемость здесь меньше, или растения угнетены из-за того, что под их корнями постепенно растворяется известь древних стен. А там, где некогда были углубления — канавы, рвы, старые булыжные мостовые, цвет растений гораздо темнее. Достаточно углубления всего в несколько сантиметров, чтобы в этом месте повысилась влажность почвы».
