Вечером нас не замедлили посетить пловдивские революционеры. По приглашению одного из них, сапожника Кочо Чистеменского, впоследствии столь героически сражавшегося в старой перуштинской церкви, мы в тот же вечер перешли с постоялого двора в его дом, расположенный в квартале Капти Христиан. Первая же комната, в которую мы вошли, была обставлена так, как это было в обычае у болгарских патриотов. Стены ее были украшены картинами Павловича[3], среди которых первое место занимал «Въезд болгарского царя Симеона в Константинополь». Над столом, между портретами, висел револьвер в черной кобуре с красивым красным шнуром, который по вкусам того времени считался необходимой принадлежностью комнатного убранства. Поодаль от него было развешано всякое другое оружие, вычищенное и протертое; можно было подумать, что оружие — предмет первой необходимости в жилом доме.
— Не хватает мне еще одного ружьеца; замечательное ружье, у меня по нем день и ночь сердце болит, — сказал Кочо. — А жена моя на покупку оружия не жалеет даже своих украшений к подвенечному наряду.
Гостями нашими были Димитр Златанов, Хр. Тырнев и другие ревностные деятели, пришедшие поговорить о работе. Кроме них, виднейшими революционерами в Пловдиве считались Христо Благоев, К. Калчев — сын богатых родителей, таких было очень мало среди повстанцев, и учитель Наботков, встречавшийся только с апостолами.
Шумными и самонадеянными были они в разговорах. Один собирался заложить все свое отцовское наследство, движимое и недвижимое, чтобы купить оружие для бедных товарищей; другой предлагал обманным путем занять денег у ростовщиков, обязавшись вернуть их через два месяца, то есть, когда уже будет развеваться знамя восстания; третий говорил, что вот уже несколько дней ищет удобного случая отпереть сундук своей старухи матери и прибрать к рукам узлы с ее добром; четвертый еще меньше считался с нравственными законами; пятый утверждал, что когда у него «потемнеет в глазах», то есть когда он увидит, что остался безоружным, так сказать, с голыми руками, то нападет на кого-нибудь и силой отберет деньги на оружие.
— Я думаю, дядя Банков, что наша святая цель оправдывает средства: не грех нам и приврать, если нужно, — простодушно говорил сапожник Кочо Чистеменский.
Все это мало-помалу внушило мне убеждение, что дела здесь теперь идут не так, как перед Старозагорским восстанием, что здесь готовится нечто гораздо более серьезное. За те несколько дней, что Волов и Бенковский отсутствовали, из Пловдива пришло много писем и курьеров; из многих других мест являлись депутации приглашать апостолов в свое село или город. Некоторые депутации были посланы деревнями, расположенными в горном массиве Родопы.
