Ничего. Значит, пройдёмся. Вот только тумана не хватало...
Это случилось в воскресенье, ранним утром. Марко Каррера шагнул раз, другой – и застыл, потеряв ориентацию, всего в паре метров от дома. Где он? На тротуаре или посреди улицы? А его дом – он справа или слева? Впереди или сзади? Даже шум машин не мог ему помочь.
В половине девятого он собирался быть на вокзале, откуда вместе с Верди, Пьелледжеро и близнецами Соллима, а также учителем и администратором-сопровождающим должен был ехать на поезде в Лукку, на финал юниорской категории первого командного лыжного чемпионата Тосканы в закрытых помещениях. (Вот, кстати, и ещё одна веская причина бросить лыжи: с этого года, благодаря широкому распространению надувных шатров, теннисные турниры стали проводить даже зимой, и Марко Каррера считал, что ему лучше сосредоточиться на теннисе, а не разрываться между ним и лыжами. Несмотря на маленький рост, подачи Марко становились всё мощнее, точнее и агрессивнее, что в сочетании с фактором недооценки невысокого соперника позволило ему за последний год добиться поистине невероятных результатов. В лыжном же спорте, напротив, не было ни психологии, ни стратегии, ни непосредственного противника: была лишь сила тяжести, с которой его метр пятьдесят, а главное, сорок четыре килограмма попросту не давали бороться.)
Итак, это случилось в воскресенье, ранним утром, когда фонари на площади из-за режима жёсткой экономии не горели. Вокруг Марко был один только туман. Ему нужно было всего лишь добраться до остановки на виа Джакомини и сесть в автобус (автобусы, по крайней мере, ещё ходили), который довёз бы его до вокзала Санта-Мария-Новелла: однако это простое действие внезапно стало ужасно сложным. И в самом деле, где эта виа Джакомини? Где-то на противоположной от дома стороне площади, у церкви Сан-Франческо, но опять же: где он, дом? Где сама площадь? И где церковь?
Авария была такой же внезапной и пугающей, как и все другие аварии. Ещё какое-то мгновение назад Марко Каррера растерянно озирался в тумане, не видя и не слыша ничего вокруг, не находя ни единого ориентира, а мгновение спустя всё уже случилось: скрежет, грохот, беспрестанное гудение клаксона, даже первые людские крики, казалось, обрушились на него одновременно. В конце концов, как ясно выразился дядюшка Альберт, где нет пространства, там нет и времени.
И первый крик состоял всего из одного слова, которого он раньше не слышал:
