Я заставила себя не морщиться.
Миссис Мидуэл имела обыкновения знакомить меня с молодыми людьми, по ее мнению, подходящими для юной особы моего положения. Пожилая леди относилась ко мне совершенно по-родственному, и с каждым днем все больше казалось, что я какая-то внучатая племянница, а не компаньонка и домоправительница в одном лице. Это было чрезвычайно приятно, не спорю, однако бесконечные попытки сватовства за прошедшие три года успели несколько… утомить.
Пожилая дама категорически не могла свыкнуться с новомодной мыслью, что не каждая молодая женщина желает обзавестись подходящим супругом, и стремилась выдать меня замуж как можно удачней. С ее собственной точки зрения, разумеется. Сердиться всерьез из-за подобных матримониальных замыслов на миссис Мидуэл я не могла, но каждый раз меня брала досада.
— Я бы хотела сегодня остаться дома, — покачала я головой с улыбкой. — Мне со вчерашнего дня нездоровится.
Конечно, вечно не удастся избегать встречи с новым викарием, наша деревенька слишком мала для того, чтобы не познакомиться с местным главным священнослужителем.
Моя хозяйка покачала головой с лукавой улыбкой.
— Дорогая, вы выглядите сегодня настолько цветущей, что я вам ни капли не верю, — улыбнулась чуть лукаво миссис Мидуэл. — Так что вы непременно должны пойти со мной на службу. Как же я дойду без вас до церкви?
Тут я посмотрела на пожилую леди с откровенной укоризной. Потому что всем было известно, что в свои шестьдесят три года Элинор Мидуэл обладала превосходным здоровьем и могла себе позволить даже прогулку от одного конца деревни и обратно. А до церкви идти всего-то минут семь пешком.
— Миссис Мидуэл, но я правда… — начала было я, но быстро сникла. — Я сейчас оденусь. Дайте мне буквально пять минут.
В церковь я по настоятельной просьбе миссис Мидуэл отправилась в лучшей шляпке, которую всего неделю назад купила в городе. Мне она казалась неподходящей, однако спорить из-за такого пустяка было просто глупо.
Всю дорогу хозяйка твердила, что я прехорошенькая, с чем, в целом, я не собиралась спорить, отлично зная цену своей внешности. Я действительно была прехорошенькой и по праву гордилась и правильными чертами лица, и густыми каштановыми волосами, и большими серыми глазами. Папа частенько говорил «вся в мать» и украдкой вытирал слезу. Моя мама умерла в родах, оставив отца безутешным вдовцом с маленькой дочкой на руках. С воспитанием единственного ребенка папа справлялся из рук вон плохо, что достаточно быстро осознал, и в моей жизни сперва появилась черед нянь, а в одиннадцать лет я отправилась в закрытую школу-пансион для девочек, которую практически не покидала до девятнадцати лет.
