— Скажи, что мне это только мерещится, — не переменившись в лице, шепнула я Арджуну.
— Если так, то у нас коллективная галлюцинация, и все еще хуже, чем можно подумать, — отозвался все так же улыбающийся Бхатия. — У него еще и глаза подведены. Живи с этой мыслью.
Да уж, такое потрясение на официальном мероприятии не каждый раз перенесешь.
Когда начальника и меня представили со всеми возможными славословиями министру, тот все-таки озвучил, кто его сопровождает.
— Позвольте представить моего советника по культуре, — с каким-то особенным выражением в голосе произнес Крюшо. — Филипп Маруа.
Капризные яркие губы Маруа сложились в улыбку, и мужчина произнес:
— Месье Бхатия, весьма рад знакомству. Мадемуазель Стоцци, очарован.
Если бы я из предосторожности не стала приближаться к непонятному типу, наверняка не удалось бы избежать попытки поцеловать руку. По нынешним временами вообще дико.
Разглядев вблизи Маруа как следует, я испытала еще большее потрясение, чем прежде.
Что же, таких мужчин в моем окружении вроде бы… да нет, точно не встречалось! Томный, холеный как породистый кот или балованная красавица, то ли стройный, то ли уже худой, сразу и не понять из-за этого сюртука или все еще пиджака… И длинные темные локоны рассыпаны по плечам на зависть большей части собравшихся дам. Как у меня глаз не задергался от такого «великолепия», просто ума не приложу.
А еще Филипп Маруа смотрел как человек, который может и хочет затащить в свою постель любое существо подходящего возраста. Словом, не человек — карикатура на типичного уроженца Галатии, распутного, жеманного, совершенно невыносимого во всех дозах кроме минимальной.
— Чью честь будем защищать, твою или мою? — шепнула я украдкой Арджуну, совершенно сбитая с толку. Имелись огромные сомнения по поводу того, за кем Филипп Маруа возьмется ухлестывать, если вообще он не бесконечно влюблен в собственное отражение.
Что мой родной брат, что многочисленные Фелтоны, что Самый Большой наш брат Дин Лестер — они безусловно следили за своим внешним видом, но сугубо в тех рамках, которые позволяли соответствовать их высокому положению и — в минимальных пределах — существующей моде. Да они, черт подери, были мужественны!
А Маруа… Он был едва не среднего пола в этом своем бархатном пиджаке, блузе с кружевом и прочих весьма метросексуальных аксессуарах! Он был накрашен! Не только глаза подведены, но и тон оказался наложен. Вот он-то и не давал определить возраст галатийца, скрывая следы, которые время оставляет на каждом человеке.
