Не успели предать земле останки умершего в Лохау Фридриха, как Лютер сказал свое последнее слово в сочинении «Против убийственных и разбойничьих шаек крестьян» — в самом, может быть, мрачном, кровожадном и циничном произведении этого сурового и беспощадного времени. Он откровенно звал князей, дворянство и всех своих единомышленников в новый крестовый поход, цель которого — поголовное истребление бунтовщиков.
«Всякий, кто в силах, должен помогать душить и резать явно и тайно, всякий должен думать, что нет ничего более ядовитого, вредного и дьявольского, чем восставший человек. Он подобен бешеной собаке, которую надо убивать. Если ты не убьешь ее, то все равно она искусает тебя и целую страну… Поэтому теперь нельзя дремать. Теперь не нужны терпение и милость, теперь время меча и гнева, а не милосердия. Кто падет, сражаясь за власть, тот будет мучеником перед господом… Умирающие же на стороне крестьян обречены на вечные муки ада… Теперь настали такие странные времена, что князь лучше может заслужить царствие небесное кровопролитием, чем другие молитвами… Пусть всякий, кто в силах, режет, бьет и душит».
И тут Лютер во всеуслышание заявил, чьей революционной деятельности он больше всего боялся и кого он больше всего ненавидел. Это к Мюнцеру относятся слова его: «Они творят дело дьявола, особенно же отличается архидьявол, царствующий Мюльгаузене и учиняющий только разбой, убийства и кровопролитие. О нем именно Христос и сказал, что он убийца искони».
Устами Лютера господствующие классы призналв Томаса Мюнцера самым опасным и грозным врагом. Это означало, что отныне Мюнцер об’явлен вне закона и нечего ему ждать пощады. Лютер преувеличивал свою роль в подавлении крестьянского восстания, хвастливо утверждая, что он «в восстании убил всех крестьян, ибо велел их умерщвлять. Вся кровь их на мне». На самом деле Лютер только покорно выполнял волю своих титулованных хозяев и в нужный момент возвестил последователям своего религиозного учения, что творимые князьями гнусности есть прямой путь к достижению царства небесного.
Князья Средней Германии взялись за оружие много раньше, чем раздался воинственный клич Лютера. После недолгой растерянности перед лицом крестьянского восстания, быстро разросшегося до грозных размеров, первым начал действовать двадцатилетний гессенский ландграф Филипп. Около 25 апреля он собрал в Альсфельде своих вассалов и отряды из принадлежащих ему городов. С этим войском, насчитывавшим не более двух-трех тысяч человек, он быстро усмирил повстанцев в своих владениях. 3 мая Филипп появился в Фульдском аббатстве, где под Фрауенбергом расположился десятитысячный крестьянский отряд. Повстанцы заперлись
