Девятого марта на поле шло обучение наскоро собранного мюльгаузенского ополчения. Мюнцер, стоя в отдалении, внимательно следил за военными упражнениями и радовался достигнутым успехам. Наконец утомленные ополченцы расположились на отдых. В этой массе вооруженных людей были члены тайного союза, были верные Мюнцеру люди. Но каково настроение отряда в целом? Пойдет ли отряд за ним в решающие дни, когда он откроет истинную причину этих спешных приготовлений? Эти вопросы не выходили из головы Мюнцера. Он сел на коня, под’ехал к отдыхавшим людям и произнес речь.
Вначале он говорил о том, что в равной мере могло затронуть всех горожан, независимо от их социального и имущественного положения. Он сообщил им, что имперское правительство, находившееся в Эслингене, прислало приказ с требованием возвратить в Мюльгаузен всех изгнанных монахов и возместить им протори и убытки, причиненные мюльгаузенцами. Справедлив ли такой приказ властей?
Это сообщение вызвало удивление, гнев и возмущение слушателей. Из рядов раздавались угрожающие выкрики, многие потрясали своим оружием.
Довольный началом, Мюнцер продолжал. Он обличал императора и князей — заклятых противников евангелия, возбуждал и ободрял своих слушателей тем, что скоро эти угнетатели будут свергнуты и изгнаны своими собственными подданными.
И среди наступившей тишины он потребовал от горожан, чтобы те из них, которые готовы умереть за слово божие и принести в этом клятву, подняли бы палец кверху. Малодушные же пусть выйдут вон из круга.
В толпе воцарилось замешательство. Несомненно, многие горожане вовсе не сочувствовали столь решительным взглядам, многие боялись даже подумать о восстании против князей и императора. Горячая и неожиданная речь Мюнцера смутила их. Его сторонники убеждали колеблющихся и угрожали тем, кто пытался возражать. Момент был решительный. Вдруг заговорил городской старшина Эбергард фон Бодунген. Он не выступил открыто против Мюнцера — это было слишком опасно, — а новел речь хитро и осторожно. Бодунген заявил, что нет необходимости приносить такую клятву, ибо никто из мюльгаузенцев не будет столь неразумен, чтобы не встать на защиту божьего слова. В ответ на протест Мюнцера старшина насмешливо воскликнул: «Дорогие сограждане, если вы недостаточно давали клятв и обетов, то пусть каждый из вас принесет их еще с целый короб и повесит его на шею. Дело же Мюнцера — проповедывать в церкви, а не в поле». В настроении толпы произошел перелом. Люди разошлись, хотя и с неохотой. Призыв Мюнцера встать на защиту угнетенных и эксплоа-тируемых — остался без ответа. Мюльгаузенские ремесленники готовы были до конца драться за свержение местной власти патрицианской партии, но подняться во имя общих целей движения — в этом они не видели никакого интереса.
