Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой | страница 80
Ему показалось, что что – то происходит поблизости. Стояла какая – то суета. Мари, унесшая пустую чашку и опустевшее блюдечко из – под варенья в дом, несколько раз пробегала мимо него по двору. Пробегая, она старалась на ходу то поправить ему подушку, то подоткнуть одеяло. Что – то или кого – то она искала. Спустя какое – то время послышался громкий крик Агриппины – она звала дворника. Хотя они уже почти полгода как жили в этом доме, из – за обострения болезни и почти постоянного пребывания в постели он почти не знал здесь никого, не знал и как зовут дворника. Агриппина тоже звала не по имени, кричала: «Дворник, дворник!». Какой визгливый, вульгарный звук… Сумасбродная девица эта Агриппина, всегда с ней что – то происходит или она выдумывает, что происходит; а когда над ее страхами посмеешься, злится и дуется, словно ребенок. Поднималось привычное волнение, тревога за дочку – трехлетняя Олечка находилась на попечении Агриппины. Что там у них случилось? Ничего, ничего, скорее всего, какие – нибудь пустяки как обычно. Нужно успокоиться. Скоро все разъяснится.
Он прикрыл глаза и снова легко очутился в своем прошедшем. Каким же глупцом был он в двадцать лет! Думал, что благодаря написанной им трагедии, буде ее опубликуют, сумеет разжиться деньгами – и покинуть ненавистный казенный кошт, с его неудобоваримым «кормом» и постоянными унижениями со стороны даже мелких университетских чинов. Чины отчего – то всегда его не любили.
В тот день, когда его позвали в цензурный комитет, он еще на что – то надеялся. Даже сейчас при воспоминании об учиненной над ним экзекуции он бледнеет и задыхается. Процедура была такая, что ему, бедному казеннокоштному студенту, мудрено было не испугаться, не задрожать, не слечь в горячке. В огромной зале под портретом государя императора, перед синклитом цензоров – профессоров, сидящих за длинным зеленым столом, было ему объявлено, что опус его найден глубоко безравственным и бесчестящим университет.
Уважаемый профессор словесности Ц., по совместительству цензор, с орденской лентой через плечо, размахивая папкой с его трагедией, громогласно и горестно восклицал: «Опомнитесь, молодой человек, да верите ли вы в Бога! Ваш герой богохульствует, сомневаясь в доброй воле Творца, он, хотя и невольный, но кровосмеситель, преступающий законы божеской морали, он посягает на человеческую жизнь, становясь убийцей! Где, откуда почерпнули вы материал для сего безнравственного и политически опасного сочинения? Вы весьма еще молоды, но даже юности такое не простительно. Сибирь, солдатчина – единственное что может ждать сочинителя подобных опусов!»