, который по своим взглядам был убежденным русским националистом и монархистом
[244].
12 сентября 1941 г., неожиданно для германского командования, генерал отдал приказ о формировании отдельного Русского корпуса. В результате 14 сентября М. Ф. Скородумов был временно арестован, назначенных им руководителей отделов бюро немцы сместили с постов и вместо них поставили более лояльных людей. Начальником бюро стал российский генерал-майор В. В. фон Крейтер, имевший немецких родственников[245].
Резкое ухудшение материального положения, начавшиеся репрессии со стороны оккупантов, а также последовавшее в начале 1942 г. обязательное распоряжение подконтрольного немцам сербского правительства об увольнении с работы всех русских, вне зависимости от их гражданства, сделали жизнь эмигрантов в оккупированной Сербии крайне тяжелой. Кроме того, многие русские белые эмигранты стали объектами нападений и физического истребления для партизан-коммунистов. К 1 сентября 1941 г. Бюро по защите интересов и для помощи русским эмигрантам в Сербии зарегистрировало 50, а к лету 1943 г. – около 300 убийств, в том числе 27 священнослужителей[246].
Из-за враждебных акций коммунистических партизан в 1941 г. фактически прекратила существование русская монашеская община в монастыре Туман. Известный в дальнейшем афонский старец иеромонах Серафим вместе с отцом Антонием (Медведевым) и сербским иеромонахом Стефаном (Милковичем) во время нападения партизан бежали из обители через окно, и, по воспоминаниям о. Серафима, вдогонку им летели пули[247].
У самого митрополита Анастасия в первый же день нападения Германии на СССР – 22 июня 1941 г., был произведен обыск в покоях. В гестапо владыка имел репутацию англофила, в частности, там учитывали его тесные связи с английской администрацией Палестины в период управления архиереем Русской Миссией в Иерусалиме. В этой связи агенты гестапо искали прежде всего компрометирующую митрополита переписку[248].
Одновременно с обыском у митрополита Анастасия были произведены тщательные обыски в канцелярии Архиерейского Синода и на квартире правителя дел Синодальной канцелярии Г. П. Граббе, которого на несколько дней заключили под домашний арест[249].
Позже сам епископ Григорий (Граббе) в письме первоиерарху Русской Православной Церкви за границей митрополиту Виталию (Устинову) от 30 мая 1994 г. так описывал данную ситуацию и свои чувства в это время: «Сколько я себя помню, я никогда никого не ненавидел. Я не питал „ненависти“ и ко всем врагам России, какую западные народы часто питали к своим врагам, например немцы к русским. Я только ошибался насчет прочности немецких побед – был еще сравнительно молод. Однако мы в Синоде вообще соблюдали сугубую осторожность и не давали немцам никаких обещаний, которые они могли бы нам впоследствии припомнить. Лично у меня никакой симпатии к немцам быть не могло. Благодаря им попал в руки большевиков мой отец и больше года я не знал о судьбе своих двух дочерей и сестры. По чудесном возвращении их в Югославию, оккупировавшие ее немцы сделали обыск у митрополита Анастасия (фиктивно, чтобы пугнуть), но настоящий у меня и в Синодальной канцелярии»
