— Ну, не очень сильно. Сперва, во время допроса, ударили несколько раз по лицу. Я бросился на следователя и схватил его за горло.
— Ага, хотел его задушить! А он?
— Закричал. Меня облапили его помощники и стали лупить по пояснице. Потом опять допрашивали. Назови им членов подпольной организации молодых коммунистов.
— А ты… ты молчал?
— Почему молчал! Я говорил. Говорил им, что в подпольной организации состоят молодые пролетарии всего Тифлиса, всей Грузии, всего Закавказья. Как я могу запомнить десятки тысяч имен! Да, тогда они меня выпустили, но установили тщательнейшее наблюдение.
За Хитаровым ведется круглосуточная слежка. Перед домом отца слоняются юркие молодые люди с тщательно подстриженными усиками, нафиксатуаренные, надушенные. Под длинными грузинскими рубахами, туго перетянутыми в талии наборными поясами, припрятаны маузеры. И шагов не слышно: крадутся в своих мягких козловых сапожках, точно рыси.
В августе — вторичный арест. Опять Метехский замок, допросы с пристрастием и ухмыляющаяся физиономия господина Кедии: «Пеняйте на себя, молодой человек. Я свое слово сдержал, а вы свое нарушили». — «Я не давал вам слова, господин Кедия». — «За вас поручились ваши почтенные родители. Подумайте о вашей матушке, ведь у нее больное сердце. Кстати, арестована ваша сестра Софья. У нее найдена нелегальная литература».
На этот раз Хитарову грозило по крайней мере длительное тюремное заключение. Мовсес Георгиевич, используя все свои связи, пытался облегчить участь сына. Обивал пороги кабинетов министров-меньшевиков, просил, доказывал и ручался собственной головой.
В конце концов Хитарова приговорили к высылке из Грузии. Ведь он был не только большевиком, но и армянином. Итак, значит, изгнание. Но куда? Конечно, Рафик мечтал о Советской России. Но об этом не могло быть и речи. Меньшевики отнюдь не желали, чтобы ненавистная им армия ленинцев получила еще одного храброго бойца.
Ехать пришлось в шейдемановскую Германию. Возможно, что Рафаэлю никогда больше не придется увидеть шумный веселый Тифлис, яркое небо Грузии, дорогие лица своих родных и друзей. Покидая родину, Рафик писал своим родным:
«Единственным моим желанием и ожиданием от вас является то, чтобы никогда вы не забывали того дела и той идеи, во имя которой я начал работать и буду работать всю мою жизнь. Идея эта и дело это — освобождение всего человечества, освобождение и материальное и духовное, освобождение от всех оков, которые опутывают трудящихся со всех сторон и делают нашу жизнь жестокой, грязной и несправедливой».
