— Конечно, понял, — ответил Чмель. — Эти новые военспецы без комиссара все едино што ручка без пера. Попробуй напиши што-либо.
— А я полагаю так, — вмешался в разговор Твердохлеб. — Ты, браток, видал, конечно, жатку. Там, где болту большая нагрузка, его затягивают и гайкой и контргайкой. Она и болт крепко держит, и гайка никуда не сдвинется. Вот я и считаю: болт — военная часть, командир — гайка, а комиссар — контргайка. Значит, красноармейцы — его забота. И за командиром он обязан присматривать.
— Толково ты пояснил, — широко улыбнулся Чмель.
— Я вот что скажу, — заявила Мария, — по-моему, командир без комиссара — что лампа без фитиля.
— Верно. Какая же это лампа без фитиля? — быстро перестроился Чмель. — А потом я вот што скажу. Ну, выберут, допустим, меня или моего земляка Хрола. Какой из нас к лешему командир? Ни видимости, ни практики никоторой. А военспец, он с пеленок к этому идет. Через многие ступени и муки прошел, пока достукался до капитана, а до полковника и говорить нечего. А тут на тебе: не сеял, не жал — и вдруг генерал.
— Без военспецов, ясно, не обойтись, но народ уже выдвигает своих полководцев, — возразила бородачу Мария Коваль. — Возьмем Фрунзе, Ворошилова, Чапаева, Буденного, Якира, Примакова, Дубового. Не превосходительства, а лупят вовсю белых генералов!
Сквозь широко раскрытые двери теплушки виднелись озаренные закатным солнцем поля. На узких полосках, разделенных бесчисленными межами, склонив тяжелые колосья, задумчиво колыхались высокие стебли пшеницы. Коричневые лоскуты низкорослой гречихи, словно свежие заплаты, выделялись на ярком поле. Вдали, у самого горизонта, застыл густой строй золотого подсолнечника.
Чмель, взволнованный знакомой ему с детства картиной, шумно вздохнул:
— Эх, поля, поля! Хоть малость землицы, а и нам советская власть немного ее подкинула. Мечтали мы с Хролом попасть к косовице домой, а, видать, еще не пришла та пора. Как там моя Аграфена Евлампиевна нынче без мужика управляется?
Мария, любуясь дозревающими хлебами, думала о другом: успеет ли заботливая рука землепашца снять все это добро или же, не насытив никого, оно пропадет под копытами шкуровской казачни. Там, за Волгой, в прошлое лето, хотя война и велась вдоль железных дорог, Мария видела не одну ниву, потоптанную колчаковскими полчищами.
Услышав сетования бородача, Мария обратилась к нему:
— Вот и надо нам с тобой, дружок, заслонить дорогу белякам к твоей Аграфене Евлампиевне. Пусть она там спокойно управляется. Упаси боже, вернется помещик — не уберечь тебе ни спины, ни землицы.
