— И мое прихватили! — сорвалось у него с языка.
— Ну и ваше… Так вот, после торгов отношение у вас с Горожанкиной изменилось?.. Почему молчите?.. Вы любили ее или… прятались за спину девушки-активистки?
Найденов ответил невнятно, запинаясь:
— Отца… жалко… стало…
— Понимаю. Вы все могли стерпеть, все пережить, только не пустые отцовские закрома, не пустые сундуки, не разбитые кубышки? Так позволите вас понимать?.. И решили убить.
— Я ничего не решал.
— А кто же решил?
— У того и спрашивайте!
В судебной комнате послышались возмущенные голоса.
— Вам известно, что Иосаф Зайцев — бывший помещик, дворянин и белогвардеец?
— Он мне анкеты не заполнял.
— А почему вы в глаза и за глаза называли его барином?
— Иронически.
— Иронизировали над прошлым Зайцева?
— Да.
— Значит, о его прошлом знали?.. Говорите суду правду!
Найденов опустил голову. Монотонно, как заученную фразу, повторил:
— Перед вами совершенно невиновный человек…
Белой змейкой пробралась по рядам записка. Легла на судейский стол. Председатель прочел ее, показал членам суда — двум старооскольским рабочим, сунул в карман и объявил перерыв.
Мы обедали в сельповской столовой. Председатель достал записку.
— Читай. Кулацкая анонимка!
На клочке бумаги теснились каракули: «Неоправдаити учителя всех вас порешим».
— Оружие у тебя есть? — Он строго посмотрел на меня. — Держи на взводе!
После обеда мы шли по завьюженной улочке. Спрятав руки в карманы потертого дубленого полушубка, председатель широко шагал, оставляя на снегу глубокие следы от валенок.
— Перед кулаками, что бы там ни вопили правые оппозиционеры, капитулировать нельзя! — с жаром говорил он. — Это было бы величайшим проклятием для партии, для народа!.. Видишь, корреспондент, каким святошей прикидывается Найденов? На губах — мед, а в руках — обрез. Кулацкого коварства, корреспондент, никакой меркой не измерить! Следствием точно установлено: отец и сын Найденовы приговорили Горожанкину к смерти, а отец и сын Зайцевы привели приговор в исполнение.
Вдруг на церковной колокольне ударили в набат.
«Бом-бом-бом-бом! — завопил колокол, разрывая морозный воздух. — Бом-бом-бом!..» Мы остановились. Переглянулись.
— Пожар? — неуверенно спросил я.
— Какой там пожар! — Председатель расстегнул кобуру. — Кулацкий набат!
«Бом-бом-бом-бом-бом!» — надрывался колокол.
К деревенской церквушке бежали люди.
V
Его стащили с колокольни трое комсомольцев. Он упирался, грозил, замахнулся ножом. Нож отобрали. Связали руки бечевкой. Под улюлюканье толпы отвели в арестантскую. Набатчиком оказался церковный староста, бывший владелец москательной лавки в Старом Осколе. Кулацкий провокатор хотел собрать подкулачников, напасть на членов суда и вызволить убийц. Из арестантской старосту под конвоем увезли в город. Вражеский замысел был сорван.
