— На износ работаете, Лев Яковлевич!
— А что делать? Нельзя отказываться… Теперь вот — новый комитет. Увяз по уши!
— Кажется, у Ибсена сказано, что если черт задумает погубить важное дело, он непременно создаст еще один комитет!
— Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся Ильинский. — Ты и скажешь, шельмец! Нет, нет, все это очень нужно.
Следующая новость — уже «местного значения».
Елозо усиленно укреплял кадрами новые районные газеты: назначал, перемещал, отзывал. Согласившись на возвращение Котова и меня в «Коммуну», он выудил из аппарата редакции очеркиста Петра Прудковского.
— До свиданья, друзья! Снимаюсь с якоря! — сообщил Прудковский, забежав на ходу в промышленный отдел. (В товарищеском кругу мы называли его Пьером. Он только просил не путать его с Пьером Безуховым!)
— Куда, Пьер, назначили? — спросил Котов.
— В Фатеж, редактором. Поделитесь, друзья, опытом.
— Один святой закон: убеждать, а не принуждать!
— А как вы себя в районе чувствовали?
— Не выше райкома и не ниже колхоза, — ответил Котов.
Все втроем рассмеялись.
И, наконец, последнее событие: Живоглядов ушел из «Коммуны», заделался профессиональным литератором. Избрал псевдоним — «Борис Дальний». Собственная фамилия в книгах будет, мол, звучать неприятно: «Живоглядов» — как «Живоядов»!
Спустя неделю после нашего водворения появилась в редакции Клава.
— «Аяксы»! — воскликнула она и бросилась нас обнимать. — Опять вместе!
Она вернулась из Липецка в чудесном настроении. Размах строительства, начавшегося раньше срока, потряс ее. Довольная, счастливая, она чуть ли не стихами заговорила:
— Понимаете, дороги, дорожки, тропинки… Радиусами тянутся к площадке, как солнечные лучи. Грузовики с утра до вечера подвозят все новых и новых рабочих, точно бойцов на поле битвы. Борис! Котыч! Вы бы видели эту картину — ах, ах, ах!.. А сколько кумачовых полотнищ на строительной площадке! Будто нарядилась она в праздничное платье!
II
Редакционное колесо крутилось в привычном темпе. Но временами в более или менее ритмичную жизнь редакции, в известной мере одинаково каждодневную, врывалось непредвиденное.
Так, однажды в «Коммуну» пришел долговязый и светловолосый юноша в гимнастерке защитного цвета, в галифе и армейских сапогах. Протянул мне перевязанную шпагатом папку и обронил одно слово:
— Повесть.
На заглавном листе было старательно выведено: «Филипп Наседкин. «Зеленое поле».
— Товарищ Наседкин, мы, к сожалению, не печатаем объемных произведений.
— Одну бы главу…
