Я встал.
— Мне пора, Вася…
— Напугал?
— Почему?.. Мне кажется, ты очень искренен.
— Ну давай, давай стаканчик чаю выпей!
За чайным столом разговор не клеился. Мы переходили с одной темы на другую. Говорили о строящемся в столице метрополитене, о выпущенном на экраны немецком фильме «Жена статс-секретаря», о новом наркоме иностранных дел Литвинове, о воронежских новостях… Василий поддерживал беседу с каким-то отсутствующим видом.
Я ушел от брата растерянным. Что-то мучительно-тревожное вдруг овладело мной. Над Москвой гудела метель. Вокруг уличных фонарей в блеклых пучках света метались снежинки, такие же колобродные, как и мои мысли. Около Камерного театра увидел, что иду не в ту сторону. Остановился. Полной грудью вдохнул морозный воздух. И повернул назад, на Тверскую…
IV
Снова Рассказово.
Первые дни я ходил выбитым из колеи разговором с Василием. Навязчиво стучались в голову его слова: «У нас некоторые «рулевые» не знают мужика, не вникают глубоко в экономику деревни». Но тут же эту мысль я брал под сомнение. «Какие «рулевые»?.. Кого он имел в виду?.. Секретарей райкомов?.. Взять, к примеру, нашего Смолина. Он душу мужика знает, как свою собственную. И вообще, надо думать, секретарями райкомов избирают людей от земли, а не кабинетчиков… Варейкис?.. Едва ли… Нарком земледелия и его аппарат?.. Но ведь там люди преимущественно с высшим агрономическим образованием, с многолетней практикой… Или Василий имел в виду кого повыше?.. Тогда называй имена! Нельзя же так «безадресно» утверждать!»
Котов послал меня в Новгородовку. Смолин предложил вручить рогожное знамя газеты «Вперед» сельскому Совету за срыв финансового плана. Вручил на глазах у деревенского актива кривую палку с прибитым к ней куском плетенки. Сысоев нарисовал на ней черной тушью фигуру растяпы с открытым ртом. Люди пришли за «наградой» точно мертвые. И ушли с опущенными головами. Обидели всех скопом. Разве можно так?..
Вернулся я из Новгородовки расстроенным. Котов слег в постель: ангина. Пошел к нему на квартиру. Он лежал с забинтованным горлом. Нюся клала ему согревающие компрессы, поила горячим молоком. Я рассказал о рогожном знамени.
— Что-то мы не то делаем, Котыч!
— Да-а… — скрипучим голосом протянул он. — Не позорить, понимаешь, надо, а разъяснять, доказывать и добиваться результата… Больше рогожами не будем заниматься!.. Что в редакции?
— Все в порядке. (О предложении Швера вернуться в Воронеж я решил пока не говорить. Выздоровеет — тогда.)
