Вошел я в кабинет к Шверу как с повинной.
— С тыла решил зайти? — Он крякнул, махнул рукой. — Черт с тобой, уезжай! Только непременное условие: на один год, и по совместительству — собкором «Коммуны».
Товарищи по-разному отнеслись к моему отъезду.
Терентьев не обошелся без подковырки:
— В начальнички захотелось?.. Как же: замредактора, собкор «Коммуны»! Хо-хо-хо!
— Меня не должности прельщают, Феофан, а работа!
— Ладно уж, ладно!.. За тобой — две информации в неделю!
Ильинский одобрил:
— Правильно делаешь. Звезды и те на месте не стоят!
Чапай буркнул:
— Записывай!
И надиктовал мне десяток заданий, которые я должен выполнить как собкор «Коммуны». Живоглядов шепнул на ухо:
— Едете на мою родину Тамбовщину. Люди там в общем замечательные, но есть желающие перейти дорогу Котычу. Будьте бдительны!
…Провожать меня пришли на вокзал Вера, Клава и жена Котова — смугловатая терская казачка Нюся. Я не спускал глаз с Веры. Она вся светилась каким-то внутренним огнем. Примирилась, поняла!
— Я весной к вам приеду, — сказала Нюся, — с моими двумя малышами ехать на зиму в глушь — не хочу. И Вера тогда со мной? Да?
— Не знаю, Нюся. Впереди — целая зима!
Клава поддразнивала:
— А мы тут Вере дружка найдем!
Мы стояли на открытом воздухе, у хвостового вагона Воронеж — Тамбов. Шутили, смеялись. До отхода поезда оставались считанные минуты. Я расцеловался с Клавой, с Нюсей. (Она ничего не сообщила Котову, и хорошо сделала: свалюсь как снег с крыши!) Обняв Веру, держал ее за плечи, не отпускал. Она взглянула на меня глазами, в которых с трудом прятала тоску. Попросила мягко:
— Пиши чаще!
Поднялся на площадку вагона. И в этот момент набежала темно-фиолетовая туча. Пошел дождь с градом. Крупные, величиной с орех, градинки застучали по крышам вагонов, обрушились на провожающих. Застигнутые врасплох непогодой, весело вскрикивая, люди кидались под укрытия. Клава и Нюся спрятались в дверях багажной конторы. А Вера растерялась, заметалась, бросилась к моему вагону, по ступенькам и — на площадку!
— Ой, ой!.. Смотри, что делается!
Она съежилась от озноба.
В воздухе повисла белая пелена…
За шумом дождя и града мы не расслышали ни свистка кондуктора, ни гудка паровоза. Поезд дернулся и с ходу начал набирать скорость. Вера кинулась к дверям.
— Не смей! — закричал я. — Разобьешься.
И прижал ее к себе.
Вагонные колеса стучали, словно приговаривали: «Увезли, увезли, увезли…»
— Уе-е-е-ха-ли-и-и-и! — крикнул я.
На платформу выбежали растерянные Клава и Нюся…
