Когда мы поели, на дедушку напала дремота. Я хотел предложить ему полежать, но тетя опередила меня. Дедушка не протестовал. Он только попросил, чтобы тетя постелила мне в его комнате.
— Еще чего! — сказала она. — Будет спать в столовой на тахте. Пусть хорошенько выспится.
— Он и у меня выспится, — возразил дедушка. — Поговорили бы мы с ним по душам.
— Утром поговорите, — сказала тетя. — Ты уже устал. Вспомни, что говорил врач.
— Ну, ладно, ладно, — согласился дедушка, — только обещай, что не уедешь с первым поездом! — предупредил он меня.
— Не беспокойся, отец, я его не пущу, — ответила вместо меня тетя.
— Спокойной ночи, — сказал дедушка и направился в свою комнату, даже не взглянув на нас.
Тетя пошла за ним.
Все произошло как-то сразу. Умерла бабушка, дом опустел. Печаль глядела на деда изо всех углов, одинок-одинешенек сидел он на лавке, уронив голову в ладони. Тоска не покидала его.
Это был уже не тот дедушка, что раньше. Он стал настоящим стариком, не только по возрасту, но и душой. Куда подевались его энергия и жизнелюбие. Их унесла с собой в могилу бабушка.
Однажды приехал к нему зять. Он распродал у деда все, что можно было продать. Все остальное дедушка отдал в сельскохозяйственный кооператив. Кое-какие вещи да всякие хозяйственные мелочи погрузили на грузовик, окна в доме забили досками, и дедушка переехал жить к своей дочери.
Привыкнуть к новой жизни он не смог. У него не было настоящего дела. Правда, он пас гусей по стерне, водил в школу свою меньшую внучку, переносил с места на место дрова… А зимой было еще хуже. Тогда он тихо отсиживался у плиты и терпеливо ждал теплого ветра.
И как только весенний ветерок слизывал снег с откоса, дед забирал кое-какие нужные ему вещички и отправлялся на юго-запад.
Он оставался там две-три недели, иногда и дольше. Бродил по деревне, наблюдал за работой кооператоров, смотрел, как они сеют яровые, любил поговорить с ними на разные темы и рассказать, как хозяйствовал когда-то он сам. Вернуть бы годков двадцать, вздыхал дед и представлял, как бы он работал, если бы ему было на двадцать лет меньше! Спал он в своем доме, сам себе готовил, если вообще что-нибудь готовил за это время, и даже щитов с окон не снимал.
Тетя вернулась на кухню.
— Он уже две недели просит нас, чтобы мы его отпустили. Одно и то же, а что я могу? — сказала она и вздохнула. — Скажи мне, где ты его встретил? Не говорил он тебе, куда идет? Может быть, он шел на станцию? — допытывалась она.
