В субботу, накануне пасхи, дед улучил удобную минуту, набросил на себя легкое полупальто, нахлобучил на голову засаленную фуражку, снял с гвоздя палку и осторожно, чтобы не скрипнуть дверью, вышел во двор.
Он прошмыгнул под окнами кухни, вошел в дровяник, покопался в углу за досками и вытащил оттуда ветхий чемоданчик, уже давно там припрятанный на всякий случай. Оглядываясь, он вышел из дровяника, пересек сад, отворил заднюю калитку и теперь уже свободно зашагал по тропинке.
Я шел со станции. На старом мосту остановился, облокотился на перила и стал смотреть на воду, холодную и мутную. До того засмотрелся, что, пожалуй, задремал.
(Сумеречный омут, тени, какое-то мелькание, бесшумные всплески плавников, ивы словно стоят на коленях — так искорежены стволы, мокрые лохмы ветвей без листвы, удивленный зрачок, на песке отпечатки двух колен — на глубине двух метров, там, где живут рыбы.)
Вдруг слышу — шаги. Кто-то приближался к мосту. Я повернул голову и вижу — дедушка!
— Вы куда, куда, деда?
— Да так.
— И с чемоданом?
— Почему бы и нет?
— Тетя написала, что вы больны.
— А, это ты? — Он наконец узнал меня. — Откуда ты взялся?
— Иду вас навестить.
— Вот те на.
— А вы куда направляетесь?
— Не выдавай меня!
— Не выдам.
— Туда, — сказал дедушка и показал рукой на юго-запад.
— Понимаю, — кивнул я.
— Каждую весну ходил, почему бы не сходить и теперь? Шагается мне легко, не задыхаюсь, чувствую себя хорошо, — сказал дедушка и пристально посмотрел на меня. — Ну, погляди, разве я задыхаюсь? Ведь правда нет?
— Нет, — ответил я. — Вы шагаете, как юноша. А что говорит врач?
— Останешься на праздники? — спросил дедушка, не отвечая на мой вопрос.
— Утром поеду обратно.
— Мог бы и задержаться.
— Нет, лучше поеду, — ответил я.
— Почему не хочешь остаться? Скажи мне честно. Почему никто не хочет пробыть здесь даже двух дней? Янко приехал из Чехии, переночевал и уехал. Милан не остался даже ночевать: утром пришел, вечером ушел. И Камил тоже. И все так, что дети, что внуки, придут и тут же обратно. Скажи мне, почему, — допытывался дедушка, а я опасался сказать ему правду. — Ну, говори! Чего боишься?
— Наверное, у всех много работы. Ведь теперь повсюду темпы да темпы. Времени у людей все меньше и меньше, — говорил я, скрывая подлинную причину.
— Ты думаешь, я слепой? — рассердился дед. — Меня ты не обманешь. Я прекрасно знаю, почему никто не хочет остаться здесь. Ты мне зубы не заговаривай!
— Времени мало, а хочется все успеть, — гнул я свое. — Другой причины нет.
