Его убедить не удалось, без овец Регор не двинется с места; жена перестала настаивать и уехала одна.
Хорошо и сделал, что не поехал, убеждал он себя. Он встал, еще раз посмотрел на овец и пошел.
Направился он к дому. Побродив по двору, заглянул в колодец — не закисла ли вода, не подходят ли грунтовые воды. Но нет, вода поблескивала глубоко внизу, грунтовые воды еще не подняли уровень. Для полной уверенности он вытащил ведро воды, попробовал ее, подержал во рту и не почувствовал никакого привкуса; вкус был обычный, он досыта напился и довольный пошел в дом.
Жене он пообещал перенести самые ценные вещи на чердак, хотя не верил, что этим стоит заниматься. Ведь если большая вода хлынет сюда, все равно всё пойдет к черту; но коли уж обещал, то решил слово сдержать.
Пополудни он таскал наверх мешки, поднял даже кое-что из мебели, электроприборы, продукты и, на всякий случай, бидон с питьевой водой.
Солнце уже садилось, когда он, уставший от работы, вышел во двор и сел отдохнуть под ореховое дерево.
Передохнув, вернулся в дом, поел супу, который сварила жена, налил стакан домашнего вина и выпил.
Потом зачерпнул два ведра свежей воды, отправился к загону и напоил овец; бросил им травы и клевера из копны, на луг овец уже не выпустил. На всякий случай, думал он, лучше не распускать их, пусть все будут под рукой.
Вернувшись на кухню, он снял с вешалки полупальто, нахлобучил на голову поношенную черную шапку с широким козырьком, вытащил из-за шкафа палку, сунул под мышку и вышел из дому.
Он шел проселочной дорогой до шоссе, потом свернул налево к поселку. В тишине наступающего летнего вечера отчетливо раздавались его шаги. Регору стало не по себе, он пытался ступать тише, но ничего не получалось.
Потом он понял, отчего так далеко разносится звук. Поспешно покинутый людьми поселок в это время обычно полнился шумом и гомоном, доносившимся со дворов и огородов. Сейчас никто не гремел ведрами при вечерней кормежке скота, никто не поливал грядок, не загонял гусей, не звал детей ужинать. На полях не тарахтел трактор, по дороге не мчались машины и мотоциклы. Не слышно было радио, голосов телевизионных дикторов. Дворы словно стали больше, зияли пустотой, непривычной, угнетающей, и эта пустота ударяла Регору в лицо, обручем давила грудь. Когда Регор увидел живого человека, сердце у него забилось от радости.
Подойдя к дому покойного брата Ондрея, Регор узнал Штефана — мужа своей крестной дочери.
