Проехав метров триста, машина еще раз остановилась и забрала пожилую, лет шестидесяти, женщину, ожидавшую на обочине дороги. Едва завидев показавшийся из-за деревьев автобус, она быстро схватила лежавший на траве потертый чемоданчик, пузатую матерчатую сумку и вышла на дорогу.
Женщину провожал рослый, чуть сгорбленный, в тех же, что и она, годах мужчина. Багажа у него не было. Заметив, что женщине тяжело держать поклажу, он забрал у нее вещи и сказал:
— Давай я поставлю их прямо в автобус.
— Повторяю, если что случится, бросай все и приезжай ко мне! — быстро наказывала ему женщина.
— Ты будешь у Йозефины?
— Конечно. Зачем обременять чужих людей, лучше уж к ней, — ответила женщина.
Автобус остановился, двери распахнулись.
— С богом, — сказал мужчина, поставив вещи в автобус.
— Регор, а ты что — не едешь? — раздался чей-то голос. Люди зашумели. Он отрицательно покачал головой и остался на шоссе.
Когда автобус исчез вдали за деревьями, Регор сошел с шоссе на проселок и направился к дому.
Дорога вела вдоль фруктового сада, огороженного легким забором из досок, орясин и сучьев; на противоположной стороне сад не был огорожен: там волновалась под ветром высокая трава, и никакой границы между садом и кооперативными лугами не было видно.
В саду, ближе к шоссе, росли яблони и вишни, затем черешни многих сортов: пышные, развесистые кроны одних краснели множеством спелых ягод, на других ягоды были еще зеленые, а с деревьев с редкой листвой уже явно сняли урожай.
Отдаленную часть сада занимали низкорослые, благородные сорта персиков и абрикосов. Эти деревья были моложе других, и всякий тотчас заметил бы, что ими хозяин занимается больше всего.
В конце сада стоял дом и за ним, на противоположной стороне небольшого двора, кирпичный хлев и хозяйственные пристройки.
Во дворе росли три могучих ореха. Ветви одного из них распростерлись над самой проселочной дорогой, проходившей мимо дома, другое дерево затенило часть двора у колодца. Третье росло за домом и так неудобно — слишком близко к стене, что ветви опускались на крышу и в ветреную погоду царапали и портили кровлю. Время от времени ветви приходилось обрубать, и крона ореха еще больше разрасталась.
Личные наделы, прилегающие к дому, кончались сразу же за хозяйственными постройками. Общественные луга, что тянулись где-то стороной, здесь подходили к самой проселочной дороге, вместе с ней бежали недолго на юг, и вдруг сразу терялись — их сменяли плодородные поля. Поля простирались далеко-далеко, насколько хватало глаз.
