Телеграфист выступал неожиданный ответ:
— У аппарата Ленин. Правильно. Действуйте, как наметили.
Вскоре миссии расстались с Вологдой.
Но прежде, чем покинуть Вологду, я еще имел встречу с балтийскими матросами. Отряд матросов проходил мимо Вологды на Архангельский фронт и на железнодорожных путях увидал вагон с братвой, арестованной товарищем Эйдуком, помощником начальника Северной экспедиции Кедрова. Балтийцы узнали своих и, не зная еще, в чем дело, заволновались, окружили вагон. К ним вышел Эйдук. Они потащили его на митинг, готовые растерзать этого спокойного латыша. Я встретил встревоженные лица работников экспедиции и торопливо направился к митингующим.
Матросы не захотели было дать мне слово, но я крикнул:
— Я минер-балтиец, мне можно верить!
Они заворчали, но больше не перебивали.
— Кого вы хотите расстрелять? Латыша, большевика Эйдука? Его уже раз приговаривали к расстрелу. В девятьсот пятом. Эйдук меченый — он имеет две сквозные пулевые раны.
Эйдук стоял рядом со мной. Я заволновался и машинально рванул его гимнастерку, обнажив перед толпой его тело с рубцами от ран. С матросами я был из одного теста, мы отлично поняли друг друга и в несколько минут решили: злостных оставить под арестом, а раскаявшиеся идут с отрядом на фронт.
Так и было сделано.
Я уехал в Москву и во время восстания эсеров охранял 2-й Дом Советов.
В декабре 1918 года начальником сводной группы отрядов особого назначения я был переброшен на Уральский фронт. Во главе наших отрядов шел бронепоезд, снятый с Астраханского фронта. Мы шли степью и всюду натыкались на следы изменников. В глубокие степные колодцы они бросали коммунистов, они убили Линдова и Майорова — членов Реввоенсовета, они выбрасывали лживые лозунги: «Да здравствуют Советы, долой коммунистов!» Мы шли степью, тесня их в глубь Урала, восстановили линию фронта от Овинок к Уральску и поставили коммунистические части на решающие участки. Так мы держались до того дня, когда к нам прибыли вооруженные иваново-вознесенские ткачи во главе с Фрунзе.
Я сдал свой участок фронта и вернулся к чекистской работе. Орел белые захватили в сентябре 1919 года. С разведкой губчека я остался в тылу у врага, нарушая его спокойствие, и вошел в город с возвращающимися красными частями.
В мае 1920 года, во время польского наступления, я ловил и поймал в диканьских лесах атамана Максимовича.
Выполняя задание командования, гонялись наши отряды за Нестором Махно, он кружил по Украине, метался в степи на тачанках, но боя с нами не принимал. Командующий Южным фронтом товарищ Фрунзе послал меня уполномоченным Реввоенсовета при отрядах Махно. С пятью товарищами-большевиками я должен был вести с Махно переговоры и заключить решающее перемирие. Когда мы покидали вагон командующего, ни товарищ Фрунзе, ни мы, шесть коммунистов, отправляемых к Нестору Махно, особой надежды на возврат к своим не питали. Я попрощался с товарищем Фрунзе и сказал:
