— Да, я не против психиатрической помощи. Но давайте так договоримся, вы мне даете две недели на то, чтобы прийти в себя. И пока без лекарств. Если улучшений не будет — ладно, буду принимать все, что скажете.
— Хорошо, — кивнул Балинский.
— Что вы сейчас используете? Нейролептики?
— Нет, — сказал Балинский. — Позвольте, я запишу. Нейролептики?
— Да. Конечно. Так мы договорились? Мне кажется улучшения уже есть. Я стал что-то вспоминать: расположение комнат, ощущение от этого фарфора, от белья, от скатерти на столе. Словно вспоминает тело, а не мозг. Есть же мышечная память?
— Возможно.
— У меня рука вспоминает, как писать пером. Думаю, смогу научиться заново.
— То есть вы пишете карандашом, но не можете писать пером? — спросил Балинский.
— Да, пером сложнее. Карандашом привычнее.
— Мы с Иваном Васильевичем еще посоветуемся по поводу лекарств, — сказал психиатр. — Теперь разрешите откланяться, Ваше Высочество?
— Да, конечно.
— Вы не против, если я навещу вас еще?
— Нет, конечно, я же сказал. С вами было очень приятно беседовать, Иван Михайлович, хотя нельзя сказать, что последняя часть разговора меня порадовала.
Енохин и Балинский спустились на первый этаж, в кабинет императрицы.
Он состоял из эркера, разделенного тонкими колоннами на три высоких окна под готическим расписным потолком. Кованые ширмы, увитые живым плющом, отделяли эркер от остальной комнаты. На широких подоконниках стояли китайские вазы и миниатюра с портретом очаровательной маленькой девочки в голубом платьице.
Императрица Мария Александровна принимала за столом, покрытым зеленой скатертью.
— Садитесь, господа! — сказала она.
И эскулапы расположились за столом и отразились в зеркалах слева и справа. Лакеи придвинули им стулья.
— Что с Сашей? — спросила Мария Александровна.
— Ваше Величество! — начал Енохин. — Говорить будет в основном Иван Михайлович, которого я пригласил с вашего разрешения. Он лучше разбирается в душевных болезнях. Я разве что слово вставлю.
— Иван Михайлович, — обратилась к Балинскому императрица, — что вы думаете о болезни моего сына?
— Ваше Величество… это… — замялся Балинский.
— Говорите, Иван Михайлович! Саша будет жить?
— О, да! — выдохнул психиатр. — Конечно. Угроза жизни миновала.
— Чем же еще вы можете меня напугать?
— Ваше Величество! — собрался с духом Иван Михайлович. — Это деменция прекокс… скорее всего.
— Он безумен? — почти спокойно спросила императрица.
— Да, Ваше Величество. Симптомы довольно типичны и их много.
