Это догнала нас группа пермских школьников, путешествовавших по Чусовой со своим учителем. В одну из первых встреч Физик в шутку назвал их «пионерами». Так это за ними и осталось. Поскольку дух пермских комсомольцев вполне соответствовал кличке, они не обижались за «понижение в ранге». Вообще то были славные ребята, деловые и скромные. Никакой грозе их не захватить никогда врасплох. И не запугать. Очень хочется рассказать их коллективную историю, но я сдерживаю себя: главная наша с ними встреча все-таки впереди.
Триумфальное появление «пионеров» подействовало на всех нас, как тонизирующий укол.
Рядом со мной, словно из-под земли, вдруг вырос Историк — длинноногий, с мокрыми слипшимися волосами, с мокрющей мешковиной на согбенной спине. Встал в позицию дирижера, распрямился и негромко скомандовал:
— Товарищи, ответим. Приготовиться!
И проскандировал уже во весь голос:
— Доблестной пионерии наш привет! Товарищи, раз, два, три…
— Привет! Привет! Привет! — простуженно прокричали, прохрипели, прокукарекали рассыпанные и там и сям полуголые фигурки (громче всех — из палатки). Получилось не очень мощно, не очень стройно, но все же не ударили в грязь лицом.
Лодки «пионеров», проплыви Афонины брови, скрылись за поворотом: ребята торопились к жилью.
Лирик, с которого текло в тридцать три ручья, зажимая ворот своей клетчатой ковбойки (когда он умудрился ее надеть?), продекламировал, точно заика:
— Нине ппрячьтесь ад ддождя! Ввам шшто, рубббашка
Дддорожже, што ли, сссвежжести ззземной?
И пояснил уже совсем через силу:
— Ссстихххи Сссолоухина!
— Как не прятаться от дождя? — невинно заметил Физик, — Совет не очень толковый, потому как есть стронций…
Я не знаю, можно ли про утопленника сказать, что он посинел от ярости? Мы в тот час все смахивали на утопленников. И один из нас, Лирик, невесть вдруг с чего взорвался, да так, что сделался синее синего.
— К чертям сссобнчьим твой ссстронций! — закричал он, обретя во гневе почти что нормальный дар речи. — Зззачем напоминаешь про эту ппакость? Зачем омрачаешь существование? И без тебя тошно! Нет тут никакого стронция! Слышишь? И не нужен он! Тут лоно природы, тут пионеры! Не может такой зззамечательный дождик и такие чудесные градинки нести подобную мерзость — ссстронций твой! А если и несут, так не должны, типун тебе на язык! Слышишь, ты, физик… ччертов!
Физик был без очков, волосенки на его голове слиплись, он казался совсем лысеньким, безобидным. И сходство с Есениным куда-то пропало.
