А бабушка бы сказала: горе мудрым о себе, Олешинька, и горе разумным пред самими собою! Богат и мудр кажется такой сам себе; а он беден, и нищ, и убог!
Ну какую же, в самом деле, новую мудрость проповедует Алексей Максимович, если оставить ему на его совести нестерпимый его морализм, так навязчиво повторяющий с дьяком Еремеем: не так живете, не так, улица у вас узка и церковь больно низка? Мудрость Алексея Максимовича в том, что унизительно и низко для человека не стремиться к своему счастию, ко всяческому своему благополучию и образованию! Поэтому всякий, уклоняющийся от этого простого пути или отклоняющий других от него, – человек вредный и ничем не извиняемый.
Что же тут сказать? Что тут сказала бы бабушка?
Ведь всякий, решительно всякий, от волжского «мартышки», гоняющего за дровами, до братьев Каменских с их пароходами и до губернатора на Кремлевской горе, – все и без того во все лопатки устремляются к счастию и благополучию, каждый так, как его себе понимает. Ну и что же из этого? Со стороны смотреть на это или мило и приятно, если ты – бабушка Акулина Ивановна, или тоскливо, если заглянуть в близкое будущее каждого из людей, или, наконец, обидно и досадно, если ты обиженный в себе моралист, фарисей и теоретик.
Беда ведь в том, что каким-то роковым, первородным законом природы своей не выдерживает человек благополучия, образования, успокоения и счастия своего: глохнет он и замыкается в покое своем, перестает слышать Истину, скоро докатывается до самоутверждения, до бреда величия, до безумного самоутверждения! Так уже двигать ли и подстрекать ли, полно, человека на этот, такой избитый и истоптанный путь?..
В глазах Горького-учителя жизнь, собственно говоря, тяжелая бессмыслица, и люди в ней более или менее – пресмыкающиеся. Об этом глумливо и поведает он своим ученикам. Его когда-то похвалили глумящиеся мудрецы, и некоторые назвали его учителем и проводником. А он имел слабость поверить и стал водить по лесу – вроде как проводник, вот так, как старик из-под Мурома, о котором он рассказывает (Воспоминания. Рассказы. Заметки. Берлин, 1925, с. 79–84). Ничего путем не видит и не ведает, а признаться совестно! Проводник так проводник! И в революции русской Горькому тоже ничего не видно, – ни вдаль, ни вблизи разобрать ничего невозможно… Но из обозначившейся в глазах публики роли своей говорит: сейчас будет просека, а там – гарь и овраг, а там уж и до Мурома – рукой подать!.. Так вот и бродим; ну, а хозяйство свое все-таки есть.
