«Что он знает обо мне? — лихорадочно думал Николай. — Узнал или прицепился просто?.. — Привычным жестом он нащупал в кармане поддевки шершавую плоскую ручку браунинга. — Отстреливаться — это конец! Попробую сбить!..»
Дойдя до угла, он свернул в коленчатый переулок. Взглянул через плечо. Филькин шел, не отставая. Николай ускорил шаг. Дошел до угла и свернул в новый переулок.
Уличный шум затихал вдали. Переулок был как мертвый. Здесь безопаснее всего было выяснить этот вопрос!
Николай наклонился и, согнувшись, стал не спеша подтягивать спустившееся голенище. Заговорит или нет? Кожа сапога была грубая и сырая, горячие пальцы крепко сжимали ее. С согнутой спиной, весь сжавшись, Николай как бы невзначай поднял глаза. Заговорит или нет? С опущенной головой Филькин прошел мимо, и, не задерживаясь, свернул в первые ворота.
«Спрятался!..» — подумал злобно Николай. Проходя, он заглянул в глубину ворот. Ворота были темные, с углублениями, в них как будто не было никого.
Пройдя несколько шагов, Николай оглянулся. Переулок был пуст.
«Неужели ошибка?..» — мелькнула нестойкая мысль. Нет, это не ошибка! Он должен окончательно выяснить дело. Теперь он смутно вспомнил, что видел: похожее лицо среди враждебных лиц, окружавших его при аресте.
«Не хочет выдавать себя… — соображал он. — Ладно… попробуем заставить его это сделать».
До угла было несколько шагов. Он завернул и остановился. Одинокий извозчик понуро стоял невдалеке. «Вскочить на него, уехать?.. Нет!» — Николай решил выдержать принятый бой.
Внешне спокойный, вынул он из кармана коробку папирос. Он извлек одну папиросу, постучал ею по крышке, сунул ее в угол рта. Он чиркнул спичкой по коробке.
Юркий ветер рванулся из-за угла, задул спичку. Держа папиросу в зубах, он чиркнул другой. Папироса задымила.
За углом слышались торопливые шаги. Николай ждал, затаив дыхание. Еще момент — и морщинистое лицо, а затем и вся фигура Филькина высунулась из-за угла. Сыщик и революционер столкнулись нос к носу!
Их глаза на секунду скрестились. Вопрос и насмешливый вызов был в глазах Николая. Филькинский серый взгляд не выражал ничего.
Затем Филькин вобрал голову в потертый воротник и медленно сунул руку в оттопыренный карман пальто. Павлов уронил папиросу и сжал в руке холодную сталь револьвера.
— Дозвольте прикурить! — совершенно спокойно сказал Ферапонт Иванович, вынимая руку из кармана…
Скромно потупившись, он ждал, держа коробку в одной руке и вынутую папиросу в другой. Он смотрел куда-то вбок, мимо лица Николая.
