50 гектаров из возвращенных ему 150 заняты под виноградниками. Поскольку он не в состоянии все делать сам, он сдает их арендаторам и получает только ренту в размере одной пятой урожая. Рано или поздно эти 50 гектаров будут у него отобраны и перейдут к виноградарям, которые их обрабатывают. Крест, который Б. заранее поставил на этой трети своей собственности, не тяготит его.
— Я не могу на это жаловаться, раз это справедливо.
Взгляды этого сорокалетнего человека можно считать лицевой стороной медали. События освободили его от оков буржуазного эгоизма и доказали ему необходимость гражданской солидарности.
Оборотная сторона приоткрылась мне в беседе с одним высокопоставленным чиновником. Сцена происходила в одном министерстве и по забавному совпадению в одном из тех бюро, где в 1944 году я восседал, как маленький король транспорта, работая в администрации союзников. Назовем моего собеседника П. О нем трудно говорить, не раскрывая его инкогнито. Поэтому я сознательно оставлю в тени предмет нашей беседы. Он одного возраста с Б., но решительно ничего не усвоил. Он тревожится лишь о том, как бы не повредить своему служебному положению. Его первые слова прозвучали кисло:
— Мы… мы принимаем французов с распростертыми объятиями, вы это сами видите, не правда ли, мсье? Извините, одну секунду…
Он выходит в соседнюю комнату и возвращается не один.
— Моя правая рука, мой заместитель… Он… Он будет присутствовать при интервью. Так ведь лучше, не правда ли?
— Простите. Я к вам вовсе не за интервью!
Правая рука обменивается взглядом с левой рукой.
— Так всегда говорят… А потом…
Разговор завязывается плохо. Собеседник боится ответственности и маскирует свой страх пылкими упреками в адрес французов, которые, по его словам, ненавидят Италию. Свидетельством этому книга Ревеля. Мне достается и за пресловутые волосы на ногах итальянок. Чтобы не отравить с самого начала наших отношений, я рассказываю о беседе со сторожем музея, который во что бы то ни стало хотел добиться от нас признания, что Лилла — итальянка. Его аргумент: у нее есть «все, что нужно, и там, где нужно». И заканчиваю шутливым тоном:
— Вот вы — вы ведь считаете, что француженки плоские.
Он хлопает линейкой по столу и подтверждает:
— Они действительно плоские!
Теперь моя очередь возмутиться:
— Опомнитесь! А Брижит Бардо?
Он пожимает плечами.
— Вы шутите! «Они» у нее ничего не стоят по сравнению с Лолобриджидой и Софи Лорен.
В пылу спора мы некоторое время перебрасываемся подобными прелестными аргументами, пока не замечаем, что разговор ушел в сторону. С трудом перейдя снова на шутливый тон, я говорю, что тем не менее итальянки мне нравятся. Он призывает своего заместителя в свидетели:
