— Лиры? Что ж вы раньше-то не сказали? Я покупаю их в Стамбуле через аргентинского друга, имеющего счет в долларах в Цюрихском банке.
Вся эта фауна ничего не найдет для себя в моем предисловии.
Я обращаюсь к озлобленному неудачнику, убежденному, что он испортил отпуск, заехав в никому не ведомую скучную дыру, расположенную далеко от моря, от гор и от равнин, от реки и от растительности, которому попалась плохая квартира, которого плохо кормили, за которым плохо ухаживали, когда он страдал несварением желудка или когда у него был солнечный удар. Всего этого он никогда не простит человечеству. По никому не ведомым причинам он застрял в безвестной деревне и смертельно тосковал там. Теперь он хочет заставить вас дорого заплатить за это.
Это он, объевшись у вас в гостях пилавом, утверждает, что едал его в местах, не известных ни одному простому смертному, и именно там — это все знают — готовят лучший пилав в мире.
Это он прерывает показ цветных фотографий, говоря, что фотограф упустил самое интересное.
Это он будет ругать гостиницу, где вам жилось гик удобно, и даст уже ненужный вам единственный правильный совет против воров, таможенников, автомобилистов.
Это он покупает лиры не в Стамбуле — из-за Багдадского пакта, — а в Белграде.
Это он подчеркнуто не дрогнет, когда вы, позабыв осторожность, вдруг скажете:
— Я вот был в Италии…
Италия? Так оно и есть. Вы чувствуете, как у вас в недрах желудка зарождается комплекс неполноценности. Под устремленным на вас ироническим взглядом, полным пренебрежения к любым чужим воспоминаниям, вы тем не менее — хотя уже с долей беспокойства, знакомого людям, которые непременно хотят произнести «Массачусетс» на американский лад, но не уверены в своем выговоре, — продолжаете:
— Я побывал в Риме, Неаполе, Палермо, Милане, Флоренции…
Добрый малый услужливо и насмешливо добавляет:
— В Генуе, Венеции, Болонье…
Он лучше вас знает названия городов. Не он ли целый месяц изучал их по карте?
Словом, дав вам немного поплутать и запутаться до того, что вы вообще пожалеете о своем путешествии, он отводит глаза, чтобы вы не прочли загоревшегося в них торжества, и с невинным видом спрашивает:
— А Дзинга?
Молчите, несчастный! Но поздно: вы уже попали в западню, переспросив:
— Дзинга?
— Ну да, Дзинга, что за Казабоной, между Кротоне и Корильяно. Дзинга, Дзинга?!
Если ваша злополучная звезда и в самом деле завела вас в эту Дзингу, ни в коем случае не признавайтесь в этом. Вас припрут к стенке, заставят сознаться, что вы никогда не были ни на развалинах греческого театра, ни в римском цирке, ни, наконец, в доме, где родился Тартемпиони такой-то.
