Только из воспоминаний камердинера Констана стали известны подробности, позволяющие понять обстоятельства, из-за которых Наполеон, вопреки прекрасно разработанному плану сражения, с опозданием дал сигнал к атаке и потерял шесть драгоценных часов, что позволило Веллингтону как раз вовремя получить столь необходимую помощь прусской армии маршала Блюхера. Судя по всему, в этот судьбоносный день Наполеон страдал от почти невыносимой боли, вызванной острым воспалением сильно пролабированных, то есть выступивших наружу, геморроидальных вен. Уже в предшествовавшие дни он не мог сидеть в седле, и даже сотрясения при езде в карете по неровной местности причиняли ему адскую боль. Даже пешком он мог ходить с огромным трудом и только широко расставляя ноги. Когда ближе к полудню 18 июня после отданного наконец приказа атаковать солдаты с криком «Vive l’Empereur!» маршировали мимо командного пункта Наполеона, сам он сидел верхом на стуле с широко расставленными ногами, уронив голову на руки, судорожно сцепленные вокруг спинки стула, нарушив свою привычку руководить сражением, сидя в седле.
Понятно, что о своем геморрое Наполеон говорил не особенно охотно, поскольку в те времена это заболевание часто становилось поводом для насмешек. Мы же, однако, знаем, что уже во время итальянской кампании он немало страдал от этого, и ему даже ставили пиявки — метод, который Наполеон позднее рекомендовал своему брату Жерому, страдавшему от этого недуга, как и все остальные члены семьи Бонапарт.
В свой последний час полководца Наполеон был обречен увидеть свою армию бегущей и вынужден сам искать спасения в бегстве под защитой нескольких конных гренадеров. Несмотря на сильную боль в брюшной области, он вынужден был до пяти утра оставаться в седле, пока не удалось найти старую карету, в которой он смог обрести покой на несколько часов.
Уже 22 июня, на другой день после прибытия в Париж, парламент в ультимативной форме потребовал его отречения. Он надеялся, что ему удастся отречься в пользу сына, которому тогда исполнилось только четыре года: «Я приношу себя в жертву ненависти врагов Франции… Моя политическая жизнь окончена, и я провозглашаю своего сына, Наполеона II, императором французов». Однако союзники уже приняли решение посадить на французский трон в качестве короля Людовика XVIII Бурбона. После того, как Фуше объявил своему бывшему императору, что во Франции для него не найдется места ни в армии, ни в какой-либо иной области, он направился в Рошфор в надежде попасть в Америку и начать там новую жизнь. Однако выход из порта был блокирован британскими военными кораблями, а на суше он был объявлен союзниками почти что вне закона, поэтому видел теперь только один выход, а именно — просить убежища у британцев. На английском паруснике «Беллерофон» он отплыл в Англию, где в порту Торквей население в изумлении глазело на него, как на чудо света.
