Но в мыслях Наполеон пошел еще дальше. Ему хотелось предстать перед европейскими самодержцами и своими верующими гражданами монархом старого стиля, и он считал, что для этого его императорский титул должен быть утвержден папским помазанием. При этом он настоял на том, чтобы папа для этой цели прибыл к нему в Париж. Местом для проведения церемонии коронации был избран старинный собор Парижской Богоматери. Папа Пий VII был вынужден согласиться, выставив при этом условие, чтобы чисто гражданский брак между Бонапартом и Жозефиной был освящен церковным венчанием, и лишь получив известие о том, что этот ритуал свершился, святой отец удовлетворенно сказал: «Отныне мы не будем более противиться коронации благородного императора».
2 декабря 1804 года состоялся грандиозный спектакль. Примерно через час после прибытия папы в собор там появились император с императрицей, сопровождаемые громом орудийного салюта. Император не позволил папе прикоснуться к короне и сам водрузил ее себе на голову. Затем император взял корону, предназначенную для императрицы, она преклонила колена, и он надел на нее корону. После этого он позволил Пию VII совершить помазание. Даже в этот торжественный час он сохранял спокойствие. По пути к праздничному столу он сказал Жозефине: «Слава богу, все это уже позади. По мне лучше провести день на поле битвы».
Несмотря на весь триумф этого дня, лицо Наполеона омрачала тень. Причина крылась опять же в ненасытной жажде славы и власти, о чем свидетельствует отчасти скептическое, отчасти патетическое замечание, адресованное близкому другу Декре: «Я слишком поздно пришел в этот мир, в нем больше нет места для великих дел… Согласен, я сделал прекрасную карьеру, но если сравнить с античностью! Возьмем хотя бы Александра! Завоевав Азию, он объявил себя сыном Юпитера, и весь Восток ему поверил — кроме его собственной матери, Аристотеля и пары афинских педантов. Ну а если я сегодня попробую объявить себя сыном вечного отца, стоит мне пойти в собор Парижской Богоматери, чтобы его поблагодарить за это, то любая рыбная торговка посмеется надо мной. Нынче народы стали хитрыми, и ничего великого совершить невозможно».
Эти слова, сказанные через несколько часов после коронации, еще раз свидетельствовали о том, что его безудержное стремление иметь больше, чем есть сейчас, никогда и ничем не сможет насытиться. С тех пор как он понял, что, совершая неординарные поступки и владея искусством повелевать, не так уж сложно внушить людям повиновение и преданность, он понял, что для сильного, а значит и для него самого, принципы Просвещения необязательны. О, как радовался бы он народовластию — все слабости демократических инстинктов были ему точно известны! Выбиться вперед, повсюду прославить свое имя, вписать золотом страницы в книгу истории — вот единственная жизненная цель и награда, достойная его. В эти дни ему представили на утверждение эскиз императорской печати, на котором был изображен покоящийся лев. Наполеон тут же перечеркнул рисунок и собственноручно написал на нем: «Летящий орел».
