» («Душа масс») и известного эссе Гюстава Ле Бона «
Psychologie der Massen» («Психология масс») Гитлер научился блестяще управлять ими. При этом массам незачем было знать о том, что их идол не высоко их ставит и даже попросту презирает.
Для понимания дальнейшего следует уже здесь указать на то, что глубоко въевшаяся в сознание Гитлера ненависть к евреям даже в самом начале его политической карьеры носила характер навязчивого бреда. Ярким свидетельством этого может служить эпизод, рассказанный отставным майором Йозефом Хеллем. Во время одной из дискуссий, состоявшихся в 1922 году, Гитлер, в приступе фанатического расторможения сказал, что если он придет к власти, то «прикажет поставить на площади Мариенплац в Мюнхене столько виселиц, сколько поместится, лишь бы не мешать проезду транспорта, и прикажет вешать евреев, одного за другим, и висеть они будут столько, сколько позволят элементарные нормы гигиены. И как только снимут одних, сразу же будут повешены следующие, пока в Мюнхене не останется ни одного еврея».
Патологическая, непримиримая ненависть к евреям вызывала беспокойство даже у некоторых товарищей Гитлера по партии, и у некоторых из них начали возникать мысли о том, что «парень, пожалуй, просто свихнулся». Но что им, в конце концов, оставалось думать, когда, например, их фюрер, возвратившись из поездки в Берлин, с плетью — символом отеческой власти — в руке, обрисовал тамошнюю обстановку следующими словами: «Порой мне казалось, что я, как Иисус Христос, пришел в храм моего Отца и увидел в нем менял». Как вспоминает Эккарт, Гитлер, щелкая плетью, вещал, что на него возложена миссия, подобно Господу, явиться в столицу и изгнать из нее безбожников.
Уже в эти ранние годы идея избранности проявлялась у Гитлера в достаточно тревожных формах. Хелен Ханфштенгль, жена Эрнста Ханфштенгля («Путци»), очень близко знакомого с Гитлером в «годы борьбы», вспоминает: «У Гитлера все сильнее стали проявляться наполеоновские и мессианские замашки. Он заявлял, что чувствует себя призванным спасти Германию, и пусть не сейчас, но позже ему обязательно выпадет эта роль. Он проводил целый ряд параллелей между собой и Наполеоном».
В октябре 1923 года Гитлер решил, что время дня крайне правой революции созрело. Рапалльский договор, подписанный министром иностранных дел Германии Вальтером Ратенау, убитым в июне 1922 года членами тайного союза «Организация Консул», оккупация Рурской области французами и их бессмысленные репарационные требования на фоне дикой инфляции оказали политически и психологически дестабилизирующее действие на население Германии В результате чего создалась ситуация, о которой Гитлер мог только мечтать Пользуясь конфликтом, возникшим между имперским правительством в Берлине и правительством Баварии, сторонники Гитлера осенью 1923 года начали подготовку к восстанию и походу на Берлин. 8 ноября 1923 года в мюнхенской пивной Бюргербройкеллер проходил массовый митинг правых организаций, на котором выступали все местные «сильные люди» — генеральный государственный комиссар Густав Риттер фон Кар, командующий Баварским военным округом генерал фон Лоссов, полицейпрезидент Мюнхена Ганс Риттер фон Зайссер. В этот момент в зал ворвались штурмовики во главе с Гитлером. Они загнали этот триумвират в соседнюю комнату, после чего Гитлер объявил о низложении правительства Баварии, имперского правительства во главе со Штреземаном и имперского президента Фридриха Эберта. Тут же троим упомянутым выше господам были предложены влиятельные посты во временном правительстве во главе с Гитлером. Одновременно у присутствующей в зале публики успешно воспламенялся энтузиазм в поддержку «национальной» революции. Однако генерал Людендорф тем же вечером отпустил «пленных» домой, и баварским властям совместно с берлинским правительством уже на следующий день удалось разгромить путч Адольфа Гитлера.
