Вначале Гитлер направил свою ненависть на метрополию дунайской монархии — этот город и его пестрое население по своему национальному составу были повинны в том, что ему не удалось осуществить мечты и иллюзии своего детства. В мире нарциссических грез он представлялся себе непризнанным и отвергнутым гением. В письме того времени впервые появляется мысль о предназначении: «Я без преувеличения все еще верю, что мир много потерял от того, что я не смог изучить технику живописи в академии. А может быть, судьба предназначает меня к чему-то иному?»
Свои личные неудачи все чаще он пытался объяснить самому себе и всему миру специфическими общественно-политическими особенностями Вены, в результате чего все сильнее становилось чувство неприятия и отвращения к «плавильному котлу» самых различных рас и народов, и все мысли и чаяния все больше обращались к Германии, которую он начал считать своим истинным «отечеством». Потом он писал, что предпринял своего рода анализ общественной ситуации в тогдашней Вене, в результате чего смог узнать теневые стороны этой роскошной столицы, поначалу притягивавшей его, как магнит, и впоследствии на основе этих венских впечатлений выработать свое «мировоззрение». Вена не только укрепила немецкий национализм, укоренившийся в нем еще до юго, как он ступил на землю австрийской столицы, но, кроме того, позволила разглядеть трех главных, по его мнению, врагов, угрожавших самим основам существования немецкого народа господ, а именно: «расово неполноценных» славян, марксистов и евреев. Решающим шагом к правильному пониманию «еврейского вопроса» стало, по его собственным словам, открытие, состоявшее в том, что евреи — не просто немцы, исповедующие еврейскую религию, как он думал раньше, а некая самостоятельная раса. Это понятие расы, родившееся уже в Вене, стало ключевым моментом его идеологии, тесно связанным с заимствованным у Ланца фон Либенфельса социальным дарвинизмом, согласно которому в вечной борьбе за существование победить молот только самый умелый.
В целом же дальнейшая жизнь Гитлера в Вене по-прежнему проходила в атмосфере раздвоенности между действительностью и фантазией. Этому человеку был присущ чрезвычайно выраженный нарциссизм, никто из ближних не вызывал у него ни чувства настоящего участия, ни серьезного интереса, он жил мечтой о покорении мира, но пока еще не имел конкретного представления о том, как он будет осуществлять эти честолюбивые планы. Он был исполнен также ненавистью и жаждой отомстить человеческому обществу и отдельным его представителям за нанесенные унижения. Накопившаяся и не имеющая выхода агрессия была обращена против всех и каждого, врачи тоже не составили исключения. Вот одно из его писем того периода, в котором содержится первое упоминание о необычайной подверженности Гитлера к вегетативным расстройствам: «Безусловно, речь идет не более, чем о маленькой желудочной колике, и я пытаюсь избавиться от нее, перейдя на диету (фрукты и овощи). Врачи же сплошь идиоты — смешно подумать, как можно говорить о том, что у меня может быть нервное заболевание».
